Керни выключил радио.
— Это было очень интересно. Линда, ты на все готова?
— Нет, — хихикая, ответила она.
— Сукины дети, — прорычала Марси, — все вранье, до последнего слова!
— Войны выигрываются пропагандой так же, как снарядами, бомбами и ракетами. И если враг деморализован…
— Но мы не враг… — начала Марси.
— Вы и есть враг, совершенно определенно, — перебил ее Керни. — Но я говорю не о вас или вашем отце, или остальных «Патриотах».
Линда сказала:
— Если Маковски и его люди сумеют убедить остальных американцев, что «Патриоты» — это просто злобные убийцы, которые занимаются только тем, что нападают на безоружных, избивают сотрудников полиции и все такое, то американцы будут ненавидеть «Патриотов» еще больше, чем сейчас. Джеф это имеет в виду. Вы проиграете, а Маковски и его сброд выиграют.
— Но кто-то же должен… — снова начала Марси.
— Нет, никто не должен, — снова перебил ее Керни. — Я говорил это раньше и опять повторю. Охотиться за Маковски — это самое неблагодарное занятие сейчас. Властям нужно оказывать уважение, даже если человек, который стоит во главе, лжец и убийца.
— Так что же нам делать, Джеф?
— Показать людям, кто он есть на самом деле. Заставить ваших представителей в Вашингтоне отозвать его.
— Это называется импичмент, Джеф, — подсказала Линда.
— Вот именно. Импичмент — то, что нужно для этой твари.
— Что, если мужчины и женщины в Конгрессе не сделают этого? Наверняка, многие из них — хорошие люди, но что, если голосов этих хороших не хватит? Что тогда?
У Керни на языке вертелось слово, которым он мог бы ответить на все ее вопросы, но он сдержался, закурил и молча продолжал вести машину.
Глава семнадцатая
Первый телефонный звонок Митч Даймонд принял в пять тридцать утра, второй через полчаса. Первой позвонила Шавана Тули. Вторым — Том Эшбрук.
— Уже есть кое-что, — сказали Холдену, когда он проснулся от стука по палатке.
— Буду через пять минут, — ответил Холден.
— Это был Раннингдир? — спросила Рози Шеперд, лежа у Холдена на руке.
— Да, может, это звонок, которого Лютер ждал от племянницы жены своего двоюродного брата, или кого-то там еще. Пойдем.
— Дэвид?
В темноте палатки он едва различал ее лицо.
— Что случилось?
Рози рассмеялась:
— В нашем положении ты еще спрашиваешь, что случилось. Много чего случилось, дело не в этом. Я беспокоюсь за тебя. Ты разговаривал во сне.
— И что я сказал? — спросил Холден.
— Ты говорил об этой казни. О казни тех двоих «ударников».
— И что я говорил?
— Было непонятно, но ты как будто плакал.
Холден сел на постели.
— Я сама могла это сделать, Дэвид. Ты слишком добрый. Но если бы ты их не застрелил, они бы продолжали убивать невинных людей. Конечно, убийство — это плохо, но есть разница между плохо и еще хуже. Иногда со злом можно бороться только злом.
— Я знаю, Рози, — Холден обнял ее и поцеловал в волосы.
В пижаме и армейских ботинках Рози выглядела, по меньшей мере, странно. Она сидела на постели и курила.
Холден стоял рядом, рассматривая карты местности на стенах.
Лютер Стил стоял перед радиостанцией. Остальные, кто присутствовали на этом предрассветном совете: Билл Раннингдир, Том Лефлер, Рэнди Блюменталь и женщина-радистка, разбрелись по палатке.
— Я был здесь, когда звонили и в первый, и во второй раз, — начал Лютер Стил. — Шавана Тули — это родственница, о которой я вам говорил — работает в обслуге Белого Дома. В ту ночь, когда убили Рудольфа Серилью, Хобарт Таунс поднял Романа Маковски с постели. Маковски был очень раздражен, когда вернулся и приказал Шаване убрать постель. Той ночью с ним кто-то спал. Дворецкий заметил, что после встречи с Таунсом Маковски был просто в ярости. Здесь начинается самое интересное. Они смотрели фильм на видеокассете. Комедию. В конце играли «Звездно-полосатое», это взбесило Маковски больше всего. Он перевернул чашку с кофе на ковер и наорал на Таунса. Потом Таунс ушел, взяв с собой полдюжины своих агентов.
— Кассета, — спокойно сказала Пэтси Альфреди, — Серилья оставил нам кассету.
Стил кивнул.
— Я уже справлялся, у меня остались друзья в Вашингтоне. Дом мистера Серильи уже обыскали полностью, чуть ли не разобрали по кирпичикам. Рано утром, сразу после смерти мистера Серильи, наверно час спустя, когда Таунс ушел от Маковски, он со своими людьми вернулся в дом. Содрал со стен обои, и поднял полы. Они не использовали никакой электроники. В этом есть смысл, потому что сильное электромагнитное поле могло бы повредить видеоленту. А если это — видеокассета, то они, естественно, хотели бы просмотреть ее перед тем, как уничтожить, чтобы выяснить, что же мистер Серилья знал на самом деле.
Стил откашлялся.
— Тот же человек в Вашингтоне сказал мне еще одну интересную вещь. Мистер Серилья имел страховку на ценные вещи в своем доме. Там были указаны золотые часы «Ролекс», которые ему подарили несколько лет назад, некоторые другие ценности, а также видеокамера. «Ролекс», как и все остальное, нашли при описи имущества, но камеры там не было. Я проверил еще одно: ни одна мастерская в Вашингтоне не ремонтировала камеру с таким номером. Это значит, что кто-то украл камеру из дома. И кассета, которая в ней стояла, и была тем фильмом, старой комедией, которую смотрели Маковски и Таунс. Мистер Серилья очень любил вестерны. Наверняка у него были почти все. Но, когда полиции штата разрешили осмотреть дом, там не было ни одной видеокассеты.
— Значит, она все еще в доме, — прошептала Рози.
— В том тайнике, который Серилья указал в чертеже на спичке, — кивнул Холден.
— Но как мы достанем ее, шеф? — спросил Билл.
Лютер Стил покачал головой и отвернулся.
— Наверняка в доме полно агентов Таунса, — сказала Рози. — Он подумал, что если Серилья оставил кассету, которую они не смогли найти, то директор успел предупредить нас по телефону, хотя связь прервали, и потом он был убит. Поэтому они ждут, что кто-то начнет ее искать. А это значит, что в доме западня, которая закроется, когда кто-то из наших людей достанет кассету из тайника. Что нам делать?
Дэвид Холден сказал, рассматривая пальцы:
— Нам нужно найти профессионального взломщика. А другой звонок?
— Звонил твой тесть, Том Эшбрук. Он встречался с какой-то женщиной, с непроизносимым именем, по-моему, греческим.
