— Служил в разведке. Спецотряд.
— Значит, тебе приходилось проводить рейды по тылам противника? И там ты тоже убивал людей. Сколько ты всего убил, Тэд?
— Чего? А на какой хрен…
— Я задал вопрос. Сколько?
— Пятьдесят два.
— Каким образом?
— Но шеф…
— Каким образом?
— Да по-разному. Стрелял, резал глотки, и все такое. Кто там их считал, этих азиатов?
— Хорошо. А теперь скажи мне. Тэд, ты не догадываешься, почему я живу здесь с таким комфортом, почему у меня есть оружие, а власти не пытаются его конфисковать, почему я обладаю, по сути, неограниченными денежными средствами и могу влиять буквально на все в этой стране?
Керни посмотрел на океан и вновь повернул голову.
— Ну, я так прикидывал себе, что вы наркотой занимаетесь.
— Да, часть моих доходов поступает от торговли наркотиками, — кивнул Борзой. — Но лишь малая часть.
— Но тогда с каких…
Керни не закончил вопрос.
— Видишь ли, Тэд, я занимаю очень важный пост в организации, называемой «Фронтом Освобождения Северной Америки».
— Так они ж коммуняки, что, нет?
Борзой рассмеялся.
— Ну, какая разница? Я ведь предлагаю тебе больше денег и власти, чем тебе могло когда-то присниться.
Керни подумал, что психов с манией величия нельзя выпускать из-под контроля. Это непредсказуемая публика.
Можно, например, объединить их в какой-то союз, где они выступали бы друг перед другом, наслаждаясь собственным красноречием. Ведь, в сущности, мысли и речи таких людей очень схожи по стилю и выражают те же самые идеи и воззрения.
И если отбросить национальные особенности и специфику момента, то Адольф Гитлер, Иосиф Сталин и аятолла Хомейни покажутся слушателю просто близнецами-братьями.
Теперь вот в эту компанию решил затесаться и Дмитрий Борзой.
Глава пятая
Она сидела на кушетке и перечитывала какой-то старый журнал, не очень вникая в смысл слов.
Лилли Тубирс вздохнула, отложила журнал, убрала коврик, который укутывал ее ноги, и встала. Поправила свою длинную юбку.
Часы на комоде, над которым висело ружье Мэтью Хокена, ясно показывали, что давно уже пора заняться приготовлением обеда. Но в отсутствии Уиздома, который гостил у сестры, и Мэтью, который уехал в горы по просьбе ее брата, возня на кухне не доставляла Лилли никакого удовольствия. Поэтому она и не обращала внимания на время.
Она пересекла комнату, вытащила из буфета бутылку портвейна и налила себе стаканчик. Вина оставалось еще больше половины.
Женщина сделала глоток и почувствовала, как живительная влага течет по пищеводу и теплой волной окатывает желудок. Хорошо…
Еще девочкой, когда она росла в резервации и видела, как мужчины каждый день напиваются, ввергая в нищету свои семьи, Лилли решила, что выйдет замуж только за доброго принца из книжек.
С возрастом, правда, влияние книг уменьшилось, и так было до тех пор, пока она не встретила Мэтью Смита.
К тому времени Лилли уже поняла, что ее брак с Мэтью Хокеном был ошибкой, и как раз собиралась сделать вещь, немыслимую до сих пор в ее племени — подать на развод, но тут муж неожиданно умер.
В том же году Мэтью Смит — тезка покойного — оставил службу и перебрался на запад, в Монтану.
Когда они встретились в первый раз, Лилли просто запуталась в противоречиях натуры этого человека, и чем больше она его узнавала, тем меньше могла понять.
Он часто поражал ее суровым выражением своего лица, но никто не смеялся так заразительно и весело, как он. Мэтью Смит одновременно и не выносил возражений, и мог быть очень терпеливым и нежным, когда считал это необходимым.
Он изъяснялся на отличном английском языке, но в гневе бывал несдержан и тогда сыпал бранными словами. И он прекрасно ездил верхом, что тут же снискало ему симпатии Уиздома, который ездить на лошади научился раньше, чем ходить.
В своем ковбойском костюме, в стетсоне, высоких сапогах и с револьвером на поясе он должен был казаться какой-то карикатурой на героев вестернов, но нет, наоборот, такой внешний вид лишь придавал ему достоинства.
Прозябая в первом браке, Лилли уже отчаялась встретить мужчину, настоящего мужчину, которого она смогла бы полюбить всей душой, без рациональных объяснений, почему да за что. Она уже вообще сомневалась, что такие мужчины существуют в реальной жизни.
Мэтью Смит был не похож на других, он был уникален в своем роде. Лишь он сам определял свою линию поведения, сам был себе судьей в поступках и намерениях, сам проводил границу между добром и злом.
Лилли безнадежно влюбилась в него. Это произошло спустя несколько лет после приезда Смита в Монтану. И вот последние четыре года между ними развивалось их необычное «взаимопонимание».
Мать Лилли ненавидела Мэтью. Она считала, что лучше уж законным путем выйти замуж за пьяницу — каким был ее супруг — чем жить в грехе, пусть даже с достойным и порядочным человеком.
Лилли глотнула еще портвейна, поправила свои длинные черные волосы и вернулась на кушетку, поближе к огню.
В углу стояло кресло Мэтью. Лилли никогда не садилась в него, если Смит был дома, но часто делала это в его отсутствие. Над креслом каким-то образом постоянно висел запах сигар, которые курил Мэтью, и это очень нравилось Лилли. Правда, иногда чувства настолько захватывали ее, когда она сидела в кресле и мечтала о встрече с любимым, что ей приходилось поспешно выбегать в другую комнату, чтобы не расплакаться.
Она взяла два небольших полена из кучи, которую нарубил Мэтью перед отъездом, и бросила их в огонь. Потом подняла голову и посмотрела на школьную фотографию Уиздома, висевшую на стене. Господи, он здесь выглядит совсем как белый. Аккуратный костюмчик, волосы гладко причесаны, глаза смотрят вдумчиво, но вместе с тем дерзко.
Когда они переехали сюда, в хижину в лесу, о школе пришлось забыть. По крайней мере, до тех пор, пока ситуация в стране не изменится к лучшему.
— Уиздом Тубирс, — громко сказала Лилли.
Хорошее имя. Ей оно очень нравилось.
Она взяла с комода еще одну фотографию сына и принялась ее разглядывать. Снимок сделал год назад Боб, ее брат, чистокровный индеец. Теперь он был лидером местной ячейки «Патриотов».
А вот еще фото — она, Уиздом и Мэтью Смит играют в снежки. Тогда ей здорово досталось, но было так весело.
Лилли всмотрелась в лицо Мэтью.
Это было лицо сильного человека. Может, не все назвали бы его красивым, но для нее оно было
