ВЧ наблюдала за ней и не понимала, где находится ее лучшая подруга – то, что она давно уже не здесь, ей было очевидно.
Хмыри пригласили продолжить в президентском номере «Кемпински», дружеский секс, запланированный подругами, маячил весьма определенно.
Пока ехали в машине, ВЧ шептала на ухо Л., что парни какие-то стремные, с легкой гнильцой, но Л. была в других объятиях. Два желанных образа в конце концов совместились, и ей стало спокойно и светло на душе, хотя и слегка подташнивало.
В номере она провалилась в пьяную кому и очнулась под утро, когда не помнила ничего.
Она лежала в ногах большой кровати, совершенно неодетая. Красное платье, брошенное на пол, ударило в глаза, как пионерский костер. Она поняла, что отдала свою уже не пионерскую честь двум хмырям, лежащим в обнимку на высоких подушках.
Вечной Подруги не было, стало ясно, что ее бросили на приличные гвозди.
Она встала, прошла несколько шагов, ощутила жжение в неположенном месте. Рот не слушался языка, челюсти болели, она поняла, что ее поимели, как ослика в воинской части, дислоцированной в горном ущелье.
Она шла по Замоскворецкому мосту в красном платье. 31 декабря, такое желанное, уже наступило, в Лондоне Биг-Бен пробил шесть ударов, ее мужчину подбросило что-то, он почувствовал смутное беспокойство, а потом пописал и пошел дальше спать на семейное ложе. Новый год зашагал по планете, только одна девушка в красном платье осталась без подарка, а ей так хотелось…
Двое под плащом
– Проклятый фантом! – воскликнул Приходько, проснувшись в ДАСе (Доме аспирантов МГУ) и напугав своим криком соседа по комнате, болгарина из Пловдива, мирно лежащего с улыбкой человека, вспомнившего маму.
Он уже вторую неделю проводил в подъезде дома № 8 на Миклухо-Маклая, пытаясь найти источник своего кумулятивного взрыва в органах внутренней секреции.
Полноценный физически и умственно аспирант Приходько возвращался в общагу. Он сел на «Площади Революции» в переполненный вагон метро и попал в вихрь толпы, бросившей его к закрытой двери.
Он был одет в обычные джинсы, тонкий свитер и белоснежный длинный плащ, подчеркивающий его рост и стать волейболиста. Красив, как Бекхэм, он не был, но уродом его могла бы назвать только девушка, которой он отказал, не оценив ее достоинства.
Он знал себе цену, переизбытка гормонов у него не наблюдалось – молодой, успешный аспирант, с хорошей перспективой уехать после защиты за рубеж на стажировку.
Его прижало к спине какой-то девушки с одуряющим запахом духов. Она тоже была в плаще с разрезом от пола до пояса. Приходько не видел ее лица, только одно ушко, маленькое и очень взволнованное. Он попытался создать между ними подобие вакуума – не хотелось, чтобы она подумала, будто он «антенщик» – так на его родине называли мужчин, использующих общественный транспорт для неблаговидных целей. Он даже хотел извиниться за излишнюю близость, но подумал, что глупо говорить человеку в спину о своих недоразумениях.
На «Октябрьской» с ним началось невероятное: он почувствовал, что организм преодолел нравственность и заставил его вести себя как животное. Сначала он лишил его разума, потом дал команду рукам, а те, зная свое дело уже полтора миллиона лет, стали искать дорогу к телу противоположного пола.
Приходько даже вспотел – он не знал, что с ним происходит. Голова перестала что-либо соображать, люди вокруг потеряли свои телесные оболочки. Он забыл, на каком он свете, ослеп, оглох, и только руки куда-то его вели. Он превратился в паука, вяжущего всеми своими восемью парами руко-ног паутину для несчастной мухи, трепещущей в его сетях.
Приходько безотрывно смотрел на ее красное ушко и слышал ее взволнованное дыхание. Понять, что с ней происходит, было невозможно. Он с ужасом ждал крика, удара, истерики, представляя себя в милиции, где его бьют, как извращенца.
Он осознавал, что его успешная жизнь может закончиться в одно мгновение, но остановиться уже не мог – его корабль летел на рифы, и он обреченно ожидал будущую катастрофу.
До «Академической» он доехал в тумане, чуть не перепутав выход – боялся смотреть на белый плащ девушки, стоящей на эскалаторе чуть выше его. На улице он остановился и закурил, девушка в белом повернулась к нему и стала приближаться.
Приходько напрягся – он не хотел неприятностей, и извиняться тоже не хотелось: кому приятно видеть человека, свидетеля твоих, мягко говоря, подвигов. Она приближалась…
Подойдя, девушка остановилась на мгновение и, решительно взяв его за руку, повела, не оборачиваясь. Он плелся сзади, ничего не понимая, его ноги не шли, дурман ее духов туманил его голову. Через пять минут они оказались во дворе девятиэтажки, зашли в лифт. Он не смотрел на нее, прикрыв глаза. Как оказался в квартире, он не помнил.
Ни одного слова не было произнесено, никаких лишних движений не было сделано. Все, что произошло там, в кромешной темноте, заслонило его немаленький опыт.
Он был ведомым, все было в ее руках. Она ввела его в другое измерение, где он стал настоящим, у него открылись жабры, появились дикая шерсть и хвост. Он прошел весь путь эволюции и только в пять часов утра встал на ноги и превратился в человека.
Он ушел в общагу и проспал сутки, пропустив госэкзамен.
Проснувшись вечером на следующий день, Приходько пошел ее искать – ему казалось, что нашел дом, на восьмом этаже три квартиры… Он звонил в них, путаясь, пытался объяснить, что ему нужна девушка в белом плаще, люди недоумевали, отвечали, что здесь девушек нет и никогда не было.
Он обошел еще несколько домов в округе, опять вернулся в тот, первый, и просидел на восьмом этаже несколько дней, пока соседи не вызвали милицию.
Участковый мягко намекнул, что не хочет его больше видеть на подведомственной ему территории, и попросил не беспокоить население своими дикими поисками.
Ее нигде не было.
Много лет эта ночь не давала ему покоя. Сколько раз он терял дорогих ему людей из-за этой призрачной встречи! Он даже потом поверил, что ничего этого не было, но плащ, в котором он до сих пор ездит на рыбалку (уже не белый и потрепанный), всегда возвращает его в то первобытное состояние, которое он испытал на оранжевой ветке Московского метрополитена им. В.И. Ленина.
Разговор о сокровенном в безлимитном тарифе, или Побочные явления карьерного каннибализма
Молодой топ-менеджер по строительству властной вертикали (МТМ) летел в Испанию к жене и детям с визитом недоброй воли. За семь лет семейный очаг остыл (он оказался нарисованным и довольно нежарким), обуза брака висела на нем, как гири, которыми он качался для увеличения рельефа икроножных мышц. Все в нем было хорошо, а икроножные подкачали, вот он над ними и работал. Руки, плечи взрывали любую футболку при малейшем напряжении, а вот ножульки все портили, не имели достойного вида.
Из аэропорта он позвонил своей девушке, мастеру по ушу, которая учила его индивидуально духовной практике японских самураев и культуре обращения с гейшами.
Она взяла трубку не сразу, всегда готовила нужную интонацию. Для своего мужчины у нее был специальный тихий, мелодичный голос, как будто она в саду в период цветения сакуры. Во дворе ее пятиэтажки не было не только сакуры, но и пыльного кустика, зато «ракушек» и пьяного быдла было больше чем достаточно.
МТМ тоже нашел в голосе нужный регистр и заговорил задушевно, как артист Безруков на кресте в фильме «Мастер и Маргарита». После формальных «как дела?», «как спала?» он изменил голос и стал говорить жестко, как Саша Белый из «Бригады». Он так играл образами, маскируя словами-паразитами собственную нежность. Ему нравилась эта мышка-норушка. У него в детстве была игрушка, маленькая обезьянка с двумя чемоданами на механическом заводе, на ровной поверхности она бежала и крутила сальто с этими чемоданами, а он умирал от счастья, глядя на свою очень живую обезьянку.
Мышка-норушка типа обезьянка (МНТО) знала его секреты и не обижалась на его фантазии. Он давал
