максимальную температуру кончилось. Можно и отдохнуть. — Он подмигнул Васе и носком сапога задвинул крышку.
Облачко пара, проплыв над газоном, растаяло.
Крупные капли росы замерцали на листьях растительности.
Вася побежал домой.
«Как хорошо, — думал Вася, — что я скоро увижу маму и папу. То-то они обрадуются!» А за домами, за городом, у темных речных заводей, едва различимая в небе, догорала Луговая суббота.
Разумеется, не весь собранный материал автор использовал в данном произведении. Некоторые приключения Васи Морковкина были освещены недостаточно полно или совсем выпали из поля зрения автора, что не могло не повлиять на стройность повествования.
Все это лежит на совести автора, который может сказать в свое оправдание лишь одно: исследование фактографического материала продолжается, и уже получены кое-какие любопытные результаты.
В частности, наводит на размышления записная книжка Васи Морковкина. Там содержится ряд законченных стихотворений и множество набросков, происхождение которых не совсем ясно.
Вася уклонился от ответа на этот вопрос, однако автор имеет все основания предполагать, что они сочинены самим Морковкиным. Так, например, тщательное изучение текста показало, что, собирая по зернышку сведения о загадочном авто-мото-вело-фото, Вася излагал их четверостишиями.
Есть в записной книжке Васи Морковкина и другого плана стихи. Все они посвящаются некой Л. Т. Этих стихов автор не приводит, поскольку они сугубо личного плана и не имеют прямого отношения к предмету повествования.
Мне кажется, что авто-мото-вело-фото не только металлическая конструкция на каучуковых баллонах, не только машина как таковая. Это в чем-то и Ефим Борисович Грач, и Иван Митрофанович, и во многом я сам.
Просто удивляюсь, почему ребята до сих пор не окрестили меня этим прозвищем…
Мне кажется, я начинаю понимать, почему так огорчен был папа, когда на технической олимпиаде, которую проводил Ефим Борисович Грач, я занял первое место. Нам предложили придумать машину, любую, кто какую сумеет. И я придумал передвижную лесопилку, такой самодвижущийся аппарат на гусеницах вроде бульдозера, только спереди у него пила с меняющимся углом наклона; по моему замыслу, этот трактор должен пилить лес на горных склонах, куда очень трудно добраться.
— Чему вас только учат! — горячился папа. — Да ведь это просто наше счастье, что есть еще труднодоступные места, где сохраняется хоть какое-то подобие леса. Нет, они собираются извести и это последнее, что осталось!..
О Волке. Ходили с папой в зоопарк, и я долго стоял возле клетки с Волком. Волк лежал на боку и дремал, иногда он открывал желтый, как уголек, глаз и глядел на меня. В эмалированной чашке с обитыми краями перед ним чернел кусок старого мяса, по которому ползали мухи…
Отныне я решил записывать все свои добрые и дурные поступки.
Дурные: Прежде я обижал животных. До сих пор не могу забыть, как я обидел лошадь, старого- престарого мерина.
Однажды возчик оставил мерина у гастронома, а сам отправился в отдел «Соки-воды», где возле стеклянного конуса задержался дольше обычного. Мерин, предоставленный самому себе, потянулся к витрине, на которой выставлены желтые головки сыра. «Что, поесть захотел?» — ехидно спросил я, появляясь перед мерином.
Он повернул ко мне голову. «Сейчас я тебя угощу», — сказал я и протянул ему обломок кирпича. Мерин понюхал камень, грустно вздохнул и отвернулся… Мне теперь так стыдно вспоминать об этом!
Добрые: Володька Макаров хотел бросить камень в собаку, забежавшую к нам во двор. Я перехватил его руку.
Володька полез драться. Ну, я двинул ему пару раз, и пару раз — он мне. Теперь хожу с фонарем под глазом, но хорошо на душе…