листки продержались в земле две тысячи лет. Без пластикового пакета от них давно бы уже ничего не осталось. Стивен подумал про горы пластиковых пакетов и йогуртовых стаканчиков, которые лежали на свалках всего мира, и содрогнулся при мысли об их неразрушимости.
Неужто это правда было письмо неизвестного путешественника во времени? Ничего не было видно, ни одной буковки. Но это ещё ничего не значило: после столь долгого времени шрифт выцвел и станет видимым только в ультрафиолетовых или рентгеновских лучах. Но что заставило гипотетического путешественника во времени написать это письмо?
Стивен Фокс сидел, смотрел на серую, истлевшую археологическую находку и чувствовал, как его рассуждения упираются в стену.
Как всё это происходило? Или, лучше сказать, как это произойдёт? В некий день через несколько лет незнакомец, вооружившись видеокамерой, отправится в прошлое. На две тысячи лет назад, не имея возможности вернуться. Он сделает свои съёмки, законсервирует камеру и заложит её в условном месте, о котором он договорился со своими помощниками, оставшимися в будущем – которое было его настоящим перед тем, как он заточил свою жизнь в прошлое. Его помощникам требуется просто отключить машину времени, отправиться к условленному обломку скалы и извлечь из-под него камеру, которую они только что заслали на две тысячи лет назад.
Но зачем при такой договорённости путешественнику во времени понадобилось писать письмо? Об этом надо как следует пораскинуть мозгами.
Наветренная сторона палатки с лёгким шелестом прогнулась внутрь. Сквозь щёлку на полу блеснул яркий свет. Снаружи начался день. Хм-м. Стивен снова закрыл ящик крышкой. Ему необходимо срочно узнать, что написано на этой бумаге. Может быть, это письмо к помощникам, в котором он писал, что задуманное не удалось.
Рафи занимался тем, что было его ежеутренним делом: он готовил жестяные ящики – по одному на каждого рабочего, – тщательно опустошал их и выметал. В конце дня он с группой рабочих садился под брезентовым навесом, просеивал песок и землю из ещё полных ящиков и все находки – обломки зубов, волокна растений, крошечные глиняные осколки и всё такое – тщательно осматривал, заносил на карточки картотеки и сортировал по пластиковым пакетикам, которые подшивались вместе с карточками. Для того, чтобы каждый предмет однозначно отнести к месту находки, каждый рабочий получал в начале дня бумажку, которую он клал на самое дно своего ящика; на ней было написано его имя, дата и точное обозначение ареала, в котором ему предстояло работать, а также текущий номер, который Рафи заносил в толстую амбарную книгу – журнал раскопок. Заранее готовить эти бумажки было второй обязанностью Рафи. Он делал это каждое утро – обязанность, которая требовала полной концентрации, чтобы не вкралась какая-нибудь ошибка. Поэтому ему было не очень приятно, что как нарочно именно сейчас профессор Уилфорд-Смит стоял над душой, склонившись над последними записями, время от времени поднимал какой-нибудь полиэтиленовый пакетик против света и, задумчиво кивая головой, снова возвращал его на место. Рафи пытался сосредоточиться на заполнении бумажек, но бормотание руководителя раскопок сильно его отвлекало.
– А что, сегодня будет жаркий день, а, Рафи? – вдруг окликнул его Уилфорд-Смит.
– Да, сэр.
Рафи вписал в очередную бумажку номер, который тут же отметил на задубевшей от солнца странице журнала.
– Жаркий день, да. Собственно, здесь в это время года каждый день жаркий.
– Да, сэр, верно.
Теперь вписать имя рабочего и место раскопок, в котором ему предстоит работать. И не дать себе сбиться.
– А как с остальным? Всё в порядке?
– Всё в порядке.
Следующий листок. Рабочие скоро подойдут, и к этому моменту всё должно быть готово.
– И вы держитесь в графике?
Уилфорд-Смит снова приблизился, шаркая ногами, склонился над доской с зажимами, на которой был прикреплён список отсутствующих, не сданных ящиков.
Рафи кивнул, заполнил и этот листок и сунул его в папку к остальным:
– В общем и целом, да.
– Хорошо, – профессор внимательно всмотрелся в список, ткнул пальцем в верхний номер, который Рафи уже несколько дней подряд заново переносил как несданный. – 1304? Но ведь это уже давний номер?
– Да, от вторника, сэр. Ящик Стивена Фокса. Ну, вы знаете, ареал 14.
– Ах, да, – профессор Уилфорд-Смит задумчиво смотрел на нацарапанный номер. Очень уж задумчиво. Как будто никак не мог вспомнить, что там у него с ареалом 14. – Фокс, говорите? И он пока так и не сдал свой ящик?
– Нет. Я ничего не говорил, думал, что это ваше распоряжение…
– О да, разумеется, – седовласый человек с неизменной кожаной шляпой кивнул. – Правильно. Всё в порядке.
Он кивнул, всё ещё глубоко погружённый в свои мысли. Но и расстроенный. Его пальцы барабанили маршевый ритм на доске с зажимами, потом он рассеянно кивнул на прощанье и пошёл, слегка наклонившись вперёд, в сторону домов новоприбывших.
Рафи удивлённо посмотрел ему вслед, потом пожал плечами и стал заполнять очередной листок.
Телефон на ночном столике Энрико Бассо, адвоката, представляющего в Италии интересы Kaun Enterprises Holding Inc., зазвонил около шести часов утра и вырвал своего хозяина из очень приятного сновидения, в котором участвовали идиллический пальмовый остров и несколько юных девушек, одетых только в венки из цветов. Личики, обрамлённые тёмными локонами, растворились в воздухе, шум моря превратился в равномерный гул утренней улицы перед началом римского рабочего дня, и в соответствующем настроении адвокат повернулся на другой бок, чтобы взять настойчивую трубку.
– Пронто, – мрачно проворчал он.
Секунду спустя он сидел на кровати, выпрямившись по струнке и перейдя с итальянского на английский.
– О, это вы… Доброе утро, сэр, чем я могу быть вам… Да, конечно…
Откуда-то из разворошённых подушек появилось заспанное лицо его жены. Сонными глазами она смотрела на мужа, который несколько минут подряд слушал голос в трубке, а челюсть его при этом отвисала всё ниже и ниже.
– Си, – сказал наконец Энрико Бассо, – но это потребует времени, натуральменте…
Грозный телефонный голос, казалось, стал ещё резче. Бассо невольно начал кивать головой.
– Но это не так просто!. – перебил он звонящего. – Надвигаются выходные и…
О чём это он говорит? И слушает ли его вообще тот, кто позвонил?
– Да. Капито. Я сделаю всё, что могу. Завтра я позвоню. Адьё.
Энрико Бассо положил трубку и снова лёг в постель. Но о сне нечего было и думать. Теперь он пожалел о том, что четыре недели назад бросил курить и поэтому на его ночном столике не было сигарет.
– Кто это был, Энрико?
– Джон Каун.
– И какую же фирму он хочет купить на этот раз?
– Католическую церковь.
– Что? – Она села в кровати. – Что ты говоришь?
Адвокат откинул одеяло и стал искать свои комнатные туфли.
– Он хочет знать, сколько стоит католическая церковь. Чем она владеет – из недвижимости, из ликвидных средств, из инвестиций, из прочего состояния. Какой у неё наличный оборот. Представь себе, он так и спросил: какой наличный оборот у католической церкви! – он потряс головой. – Понятия не имею, для чего ему это. Но звучит так, будто он хочет её купить.
