При обилии событий, персонажей, фантасмагорических картин, комментариев и вопросов рассказ остается практически бессюжетным. Контакта не происходит. Представление об Оракуле на протяжении всего текста не меняется. Нет развития ситуации, она задается раз и навсегда. Противостояние земного и неземного, именно противостояние – статика, экспозиция. Это подчеркивается образом хроноклазма: субъективное время героев чудовищной лагерной мистерии, заполненное смертью и пытками,-«ненастоящее». Анатоль говорит о его течении: «Это для нас – завтра, и послезавтра, и неделя, и месяц. А для них, там, за чертой хроноклазма,- одно бесконечное сегодня» 1* .
Бессюжетность не зря скрывается от читателей, прячется за нагромождением событий. Мы не должны сразу увидеть, что попали в Реальность остановленного времени. Даже не остановленного – разъятого, в котором отсутствует «течение», непрерывный переход от прошлого к будущему.
Дискретность времени – характерная черта мифологического сознания.
Само по себе семиотическое родство фантастики, поэтики и мифа давно известно и не вызывает удивления. Для этих видов творчества характерно использование слова прежде всего как знака, символа, повышенное внимание к форме, то есть, к лингвистической структуре произведения, к эмоциональному воздействию логики несущественных связей. (Используя терминологию, предложенную А. Столяровым в повести «Третий Вавилон», можно сказать, что миф, фантастику и поэзию объединяет наличие скрытой семантики, смысловых слоев, лежащих за пределами чисто логического восприятия текста.)
Интересно, однако, отметить два факта. Во-первых, в мифологическом времени развертывается не действие рассказа (что было естественным) – в нем, в этом времени, живут его герои, вполне современные люди, ученые. Во-вторых, нас, читателей, это не удивляет. Настолько не удивляет, что даже проходит неосознанным.
Здесь узел Лабиринта.
В «Телефоне для глухих» первый (буквальный) уровень восприятия соприкасается со вторым. Оракул, очевидно, символ Неизвестности. Попытки установить Контакт должны, следовательно, восприниматься, как аллегория познания. Так что
изучение Оракула в рассказе Андрея Столярова – это одновременно и решение конкретной задачи, и символ научного исследования вообще.
Подавляющее большинство действующих лиц произведения – ученые. Обратите внимание: все они почти безлики.
Борхварт, Нидемейер, Саррот, Лазарев и Герц, Лховский, Килиан, Бьерсон, Брюс, Сефешвари, Венцель, Бахтин, Ламарк,- чем запоминаются они, кроме своих гипотез, экстравагантных опытов и обстоятельств смерти? Ладно, большая часть этих имен и упоминается только лишь в связи с очередной гипотезой. Но Брюс, например,- наблюдатель, герой, субъект Апокалипсиса. Что мы узнали о нем? Ничего, гораздо меньше, чем о Битюге или хотя бы об Осборне, другом свидетеле Осени Земных Безумств. Сравните:
«Мое имя – Осборн, Гекл Осборн, преподаватель колледжа Гринъярд… сумерки, будто на солнце накинули плед … едва просвечивают ворсяные полосы .. . Луна, как кровь . . . Красный фонарь … Падают звезды . . . беззвучно . . . Страшное, пустое небо … Конец света – неужели правда? .. Боже мой .. . Края неба загибаются, чем-то озаренные.. . оно сворачивается, как бумажный лист, скатывается за горизонт. .. Невыносимо трясутся стены… Это последние минуты… Мое имя – Осборн … Сегодня тринадцатый день Конца Света …» И «Брюс определяет размеры саранчи – до метра в длину. Удалось бы загнать и убить одно насекомое. При этом , получив укус, погиб Эдварде. Брюс сделал подробное описание. Перепончатые крылья, золотой венец, почти человеческое лицо – мягкая теплая кожа, шесть зазубренных ног, хитин, который не берет ножовка. (…) Брюс умер за рабочим столом – еще успев описать рождение Младенца и появление на небе Красного Дракона с семью головами, готового пожрать его» 1* .
Не стану отрицать, поведение Брюса симпатично мне. Но, в отличие от Осборна, он не человек. Ученый, способный заниматься наукой и только ей, даже тогда, когда это совершенно бессмысленно.
Настаиваю: деятельность лаборатории Брюса была полностью лишена смысла. Информация, которую там собрали, не имела отношения к знаковому уровню, на котором оперировал Оракул. Сущность Апокалипсиса – не в химическом составе градин и не в величине их теплоемкости. «… полный мрак, опустошенное небо. Седьмая печать .. . Безмолвие … (…) Горе, горе, горе живущим на Земле …» 1*.
Бессмысленность научных исследований, проводимых героями «Телефона для глухих» угнетает, но не бросается в глаза.
Иными словами, она воспринимается нами скорее на подсознательном, нежели на сознательном уровне – второй узел.
Попытаемся все же понять, почему Оракул выбрал именно Апокалипсис и Лагерь? В рамках рассказа ответить невозможно – на то Оракул й символ Неизвестного, чтобы действия его были непредсказуемы и необъяснимы.
«Не знаем и никогда не узнаем»,- говорит Роберт Кон, организатор и первый председатель Научного Комитета. Оставим Оракула за скобками.. Сформулируем вопрос по-иному: почему именно эти реалии выбрал автор? Ведь в современной фантастике высокого уровня, с которой мы, несомненно, имеем дело, символика не бывает случайной.
Внешняя сторона дела ясна. Апокалипсис показал банкротство не только науки, но и религии. («Если не Он, то кто?»- вопросил с кафедры епископ Пьяченцы. За что и был лишен епархии. Князья церкви медлили и колебались. Поговаривали о созыве Вселенского Собора» 1* . Вторжение, война, лагерь продемонстрировали полный крах блестяще организованной Международным Научным Комитетом системы безопасности, бесполезность армии.
«- Сволочи, добивают раненых,- Водак заскрипел зубами. Из порезанной щеки вяло текла кровь. Расстегнул кобуру.- Мое место там.
– Не дури, майор,- нервно сказал я,- Куда ты – с пистолетом . ..
– Знаю,- очень спокойно ответил Водак и застегнул кобуру.- Но ты все-таки запомни, что я – хотел. (…)
.,. Было людно. Все бежали. Причем, бежали на месте – не продвигаясь. Как муравьи, если палкой разворотить муравейник. Стремительно и бестолково. Не понимая, где опасность.
– Эвакуация гражданского населения,- опомнившись прокомментировал Клейст.- Которое в первую очередь» 1* .
Критика злая, но, в сущности, не новая. Следующий уровень восприятия начинается со слов: «Порядок был наведен».
Здесь мы вступаем в область домыслов, что неизбежно при странствии по воображаемым мирам. Помните «Солярис»? Как и Оракул, Океан оперировал крупными структурами, воспринимая сознание и подсознание единым целым. Страшные гости, убившие Гибаряна, поставившие на грань безумия Кельвина,
Снаута и Сарториуса, были, возможно, благодеянием, выполнением лишь частично осознавамых желаний.
Почему бы не предположить нечто подобное, тем более, что среди прочих высказывалась и гипотеза чисто психического характера Апокалипсиса?
«Оракул передал информацию, предназначаемую коллективному сознанию. Содержание ее не имеет аналогий в культуре Земли -информация была воспринята искаженно» 1* .
Почему «искаженно»? И почему именно «информация»? Если Оракул воспринимает человека целиком, его деятельность вполне может быть направлена на удовлетворение желаний коллективного бессознательного. («У нас такая азбука»,- говорил Кэртройт. Но азбука лежит именно на подсознательном уровне, выше – лингвы, морфемы, семиотические структуры.)
Тогда Апокалипсис – жажда чуда, точнее – жажда зрелища, которое есть чудо.
А лагерь – тоже исполнение желаний коллективного «It»? Да, к сожалению. Иначе на Земле не было бы организованного насилия. Войны, смерти, лагеря – это же просто оборотная сторона триады «порядок,
