шла о чём-то таком, что требовало сохранения секретности и имело высшее политическое значение.
– Может, тебе и не обязательно сопровождать сына самому, – заметил он.
– Об этом я и думал. Я отправлю с мальчиком Васиму, но хотел бы, чтобы ты сопровождал её.
Абу Джабр удивлённо поднял брови.
– У тебя хватает взрослых сыновей, которые могли бы сопровождать мать Мандура. Абдулла, например.
– Теоретически да, – сказал Саид мрачно. Его желваки на скулах ходили ходуном, пока он искал подходящие слова. Наконец он выдавил: – Васима любит западную цивилизацию и все её «прелести». Она любит её несколько избыточно. Абдулла с нею не управится. Да и никто из остальных не управится. – Он посмотрел на своего отца. – Ты единственный, кого она уважает.
Абу Джабр спросил себя, что же привело его сына к такому заключению, однако во взгляде у того стояла такая настойчивая мольба, что не ответить согласием было нельзя.
– Когда надо ехать?
Облегчение Саида можно было потрогать руками.
– Самолёт завтра днём.
Как раз в этот момент кондиционер в джипе отключился и возвратилась тишина. Слышалось лишь потрескивание остывающего мотора.
– Я сделаю это ради твоего сына, – сказал Абу Джабр.
Глава 14
Блок некоторое время раздумывал, нахмурив брови, и наконец сказал:
– Ну хорошо.
После этого они покинули конгресс – немедленно и ни с кем не прощаясь – и отправились в Нью- Йорк.
– Почему именно в Нью-Йорк? – уже сидя в машине, спросил Блок с вновь проснувшимся недоверием.
«Он ещё не смирился», – отметил Маркус и начал объяснять. Повёл разговор. Речь отдела продаж на языке сбыта – из категории «уболтать клиента вусмерть». Он проговорил всю Индиану. Пока Карла Вальтера Блока не сморила усталость из-за перелёта и смены часового пояса.
Когда стемнело, сонливость одолела и Маркуса. После Толедо они решили, что на сегодня хватит, и остановились в маленьком мотеле, выдержанном в ярко-жёлтом и кактусово-зелёном тонах. Только фиолетовое в цветочек постельное бельё в комнате Маркуса никак не хотело сочетаться с этой гаммой.
После ужина – мексиканская кухня, тортиллы, энчилады и сносное пиво – они ещё немного посидели в пустоватом и не особенно уютном баре, поглядели на машины, проносящиеся мимо, и Маркус чувствовал, как по его жилам разливается приятная тяжесть. Но тут Блок неожиданно сказал:
– Нам надо записать всё, что мы тут зашнапсили.
– Зашнапсили? – Маркус устало задумался о смысле этого нового слова.
– Так у нас говорят, когда о чём-нибудь условятся. Придут к согласию. – Блок похлопал ладонью по столу. – Всегда лучше, если на руках есть что-то письменное.
– Да. Конечно. Мы это сделаем в Нью-Йорке при помощи адвоката.
– Мне было бы лучше сейчас. Мы можем написать это и от руки. Лишь бы что-то было написано.
Маркус преодолел тяжесть.
– О'кей. Нет проблем. – Он встал. – Пойду спрошу насчёт бумаги и ручки.
Похожий на медведя, явно скучающий бармен перестал полировать стаканы, когда Маркус направился к стойке, и, казалось, был разочарован тем, что от него хотели.
– Найдём, – буркнул он и достал из-под стойки шариковую ручку с кактусами и несколько листов жёлтой писчей бумаги.
Маркус невольно осклабился, глянув на Блока. Бумага была покрыта логотипами заводов, где гнали шнапс.
– Ну, что вы на это скажете? – спросил он, положив бумагу перед Блоком. – Идеально, чтобы закрепить то, что зашнапсили, а?
Блок был искренне озадачен.
– Как вы это устроили?
– Вы нашли партнёра, какого надо, – обронил Маркус, сел и начал писать:
«Настоящий договор, имеющий силу также и для возможных правонаследников, заключён сегодня между Карлом Вальтером Блоком и Маркусом Вестерманном…»
– Я думал, вас зовут Марк, – сказал Блок.
Маркус кашлянул.
– Вы же знаете, американцы плохо воспринимают чужие имена на слух. Вместо «Мерсе́дес» они говорят «Мёрседис», вместо «Порше́» говорят «Порш» и так далее…
– Но Маркус – это, на сей раз, ваше настоящее имя?
– Да.
Блок достал из куртки свой паспорт и раскрыл его.
– Запишите ещё дату и место рождения – мои, а потом ваши.
Пришлось Маркусу сбегать и за своим паспортом, чтобы Блок был доволен. Всё остальное пошло уже проще, поскольку основную часть они обсудили еще по дороге. Они договорились открыть совместную фирму под названием «Block Explorations», при этом Блок был назначен техническим, а Маркус финансовым директором. Разделение долей – в соответствии с предложением, высказанным Блоком с категорической решительностью, – было следующим: три четверти принадлежали Блоку и одна четверть – Маркусу. Маркус испытал безграничное облегчение, записывая это: он-то по дороге боролся с собой, стоит ли ему осмелиться запросить для себя хотя бы десять процентов.
Затем Блок настоял на пункте, что Маркус берется обеспечить необходимый стартовый капитал в течение месяца, в противном случае договор считается недействительным.
– Никаких проблем, – улыбнулся Маркус. – Даже месяца не понадобится.
– Тогда мы можем так и записать, – ответил Блок, однако по его лицу было видно, как он боится, что его снова обманут.
– Конечно, – согласился Маркус. – Конечно, так и запишем.
Этого человека можно было брать мягкими бархатными рукавицами.
Когда на другое утро они поехали дальше, Блок продолжал демонстрировать мрачный скептицизм. Как, мол, Маркус собирается все это проделать? – то и дело спрашивал он. Ведь это же вопрос не пары тысяч, на такую фирму потребуются миллионы.
– Я не могу себе представить, где вы сможете их раздобыть, – рычал Блок, нахохлившись на своём сиденье и вцепившись в потёртую кожаную папку на коленях. – При всём желании не могу представить. С этим всегда одно и то же. Мне всё время что-то обещают. Как с этим идиотским конгрессом. Сколько можно оставаться таким легковерным?
Когда они добрались до Кливленда, Блок потребовал, чтобы Маркус заехал в город: Карлу там нужно было кое-что сделать.
– В Кливленде? – У Маркуса не было желания покидать автостраду; до Нью-Йорка было ещё далеко, и ему не хотелось терять время.
Голос Блока посуровел.
– Вы должны немножко считаться со мной, если хотите, чтобы я в этом участвовал.
