Интеллектуальная собственность: врага надо знать в лицо

И вот обывателю пытаются объяснить, что он кому-то мешает, когда

? переписывает приятелю музыку или фильм

? приглашает знакомых в гости посмотреть видео

? включает музыку на домашней, опять же, вечеринке

Что, простите? Вы и этого не знали? Разумеется, это тоже незаконно, ибо проигрывать купленный в магазине диск разрешается только у себя дома, причем только тогда, когда там не присутствуют люди, не относящиеся к обычному кругу семьи. А если присутствуют – то это уже публичное воспроизведение или публичный показ. Что, не нравится? Вот то-то и оно.

Не говорите мне, чего не делать, и я не скажу, куда вам идти

Если развить рассуждения об интуитивном понимании допустимости или недопустимости тех или иных действий, можно прийти к вполне либертарианской точке зрения о том, что допустимо всё, кроме насилия над другими. Достаточно давно стало понятно, что в этом определении нельзя ограничиваться только насилием физическим, поскольку, например, это даст возможность всем желающим безнаказанно наносить кому угодно словесные оскорбления любой степени; точно так же это сделает возможным распространение заведомо ложных сведений, и многое другое из того, что (в том числе и на интуитивном уровне) представляется действиями недопустимыми. Заметное число людей придерживается точки зрения, что вышесказанное является достаточной причиной для отказа от признания допустимыми любых ненасильственных действий; в этом случае приходится продолжать применять традиционную модель законодательства, основанного на перечислении частных случаев и не имеющего зачастую никакой внутренней логики.

В то же время либертарианский подход, основанный на делении поступков на насильственные и ненасильственные (вместо законных и незаконных), оказывается, очевидно, гораздо ближе к интуитивному пониманию допустимого и недопустимого для большинства людей. Что же касается пресловутых словесных оскорблений, то проблема с ними решается на удивление просто: достаточно вспомнить, что в любом акте передачи информации участвуют как минимум два человека, и, следовательно, для самого акта передачи, чтобы он не попал в категорию насильственного, необходимо согласие обоих: как передающего, так и принимающего. Любые нарушения этого принципа следует признать насилием – информационным насилием.

Интересно, что, хотя термин «информационное насилие» появился относительно недавно, все варианты информационного насилия можно разделить на три вида, и в каждом из трёх найти пример давно известного противозаконного деяния. Передача информации без согласия передающего называется шпионаж; запрет со стороны третьих лиц на передачу информации между двумя лицами, которые на такую передачу согласны – пресловутая цензура; и, наконец, передача информации без согласия получателя – в эту категорию попадают оскорбления, всяческая незаконная пропаганда, не так давно появившийся спам и т. д.

В статье Информационное общество будущего и современность, которая была опубликована весной 2000 года, я уже отмечал, что при таком подходе требование о соблюдении копирайтных прав оказывается совершенно однозначно информационным насилием, попадающим в ту же категорию, что и пресловутая цензура, а именно – неавторизованное вмешательство третьих лиц в процесс свободного информационного обмена. Попросту говоря, если мне, скажем, подарили диск с информацией, уже открытый, лишенный упаковки (что исключает принятие какой- либо оферты при вскрытии упаковки), причем я с него никаких программ не запускал (что, опять же, исключает принятие оферты через нажатие кнопки в диалоге программы), то вроде бы никаких обязательств ни перед кем у меня относительно данного диска нет. Допустим теперь, что у меня имеется некий знакомый, которому зачем-то нужна копия этого диска, а мне при этом совершенно не жаль ему такую копию предоставить. И вот мы за закрытыми дверями моей квартиры, пользуясь исключительно принадлежащим нам оборудованием и материалами, при этом строго по обоюдному согласию, осуществляем информационный обмен, выражающийся в создании копии пресловутого диска, после чего я торжественно вручаю копию моему знакомому, он кладёт её в карман и, довольный, покидает мою квартиру.

Согласно действующему законодательству, мы при этом вполне можем оказаться нарушителями закона, поскольку содержимое диска вообще-то могло быть и защищено авторским правом. Заметим, что в некоторых ситуациях мы даже не в состоянии это определить.

Следует особо отметить, что наложение ограничений на распространение той или иной информации возможно и безо всякого копирайта, причем таким способом, при котором никакого информационного насилия не происходит. Так, обладатель некой информации (программы, музыкального диска и т. п., неважно) вполне может передавать копии этой информации третьим лицам (то есть давать своё согласие на передачу информации, необходимое для осуществления свободного информационного обмена) только при условии подписания договора о неразглашении (non-disclosure agreement, NDA). Поскольку такой договор подписывается добровольно, ни о каком насилии здесь речь идти не может. Более того, нарушение такого договора, как и вообще нарушение любых добровольно взятых на себя обязательств, вполне очевидно является недопустимым, в том числе и на интуитивном уровне понимания; оно и понятно, ведь существование современного (и не только) общества очень во многом зависит от добровольных договорённостей, и в их соблюдении заинтересован едва ли не каждый участник общественных отношений.

Иной вопрос, что, если кто-то из подписавших NDA свои обязательства всё-таки нарушит и отдаст полученную информацию кому-то третьему, этот третий никакими обязательствами связан уже не будет. Поэтому, в частности, такая модель не слишком пригодна для массовых продаж чисто информационных «продуктов»: первый же нарушитель сделает информацию общедоступной, а вычислить его с целью возмещения убытков может оказаться невозможно. Однако же при работе со штучными заказчиками NDA работает великолепно.

Посмотрим теперь в свете этого на копирайт. Чтобы исключить восприятие копирайта как данности, представим себе общество, в котором копирайтного законодательства никогда не было (такие страны существуют, хотя их и не много). Для поставщика информации, считающего, что копирование поставляемой им информации нежелательно, остаётся единственный путь защиты: NDA. Отметим, что, как уже не раз говорилось, далеко не все поставщики информации реально заинтересованы в запрете копирования. Ну, в любом случае с NDA общество, видимо, смирится сразу и без напряжения – общество вообще склонно без напряжения принимать любые ненасильственные новшества. К тому же под NDA всё-таки попадают только те субъекты, которые так или иначе заинтересованы в благополучии данного конкретного поставщика информации (иначе зачем вообще иметь с ним дело).

Если теперь ввести в этом обществе копирайтные отношения, это будет эквивалентно возможности для любого желающего заключить NDA сразу со всеми участниками общественных отношений, включая и тех, с кем он никогда не встречался и не встретится, и, что особенно интересно, вне всякой зависимости от их желаний. Действительно, ведь теперь каждый обязан воздерживаться от копирования попавшей к нему информации, потому что она, видите ли, защищена копирайтом, вне всякой зависимости от того, откуда информация взялась и заинтересован ли её обладатель хоть как-то в благополучии того, от кого информация изначально исходит. Более того, соблюдение такого «NDA со всеми» обеспечивается полицейскими мерами за счет налогоплательщиков, то есть люди платят налоги на за нарушение собственной же свободы.

Итак, большинство (подавляющее большинство!) людей в рамках копирайтных юрисдикций вынуждены жертвовать частью своей свободы и оплачивать определенные полицейские мероприятия, направленные как раз на ограничение этой части свободы, и всё это в интересах не просто меньшинства, но меньшинства ничтожного, к тому же построившего свою деятельность на насилии. Причем, как уже говорилось в предыдущих статьях, это меньшинство вовсе не приносит обществу никакой пользы, как это пытаются представить сторонники копирайтного законодательства. Авторам, то есть тем, кто создаёт произведения своим творческим трудом, от всего этого копирайтного мракобесия если что и достаётся, то редко и мало; чаще авторам достаются не деньги, а