Чубакка рычит.
Кэп брякает медными кольцами.
Мне это тоже кое о чем напоминает.
– А вы обратили внимание, как вели себя гномы на площади? Те, что работают с Коккером? Вы лица их рассмотрели?
Теперь все поворачиваются ко мне.
– Ну так что?..
– Что-что?..
– Говори!..
Я на секунду задерживаю дыхание.
– Мне кажется… Знаете… Лучше держаться от них подальше…
Некоторое время мы спорим о гномах. Мальвина считает, что перекодировать гнома нельзя. То есть, разумеется, здесь допустимы некоторые поведенческие вариации, но только в пределах, которые установлены четкими базисными параметрами. Гном даже в принципе не может выйти из повиновения. И уже тем более – причинить человеку вред. Это полная чепуха… Она излагает это непререкаемым тоном. Я же высказываюсь в том духе, что модификации, в том числе и спонтанной, может подвергнуться сам установочный базис. Например, расширится зона деятельностных реакций. Гном ведь подстраивается к каждому изменению или как? Кроме того, сборка может быть произведена и на другом модуле. То есть то, что воспринимается нами как гном, в действительности является совсем иным существом. Он только с виду как гном, а по сути – еще неизвестно кто.
Спор этот совершенно бессмысленный. Ни Мальвина, ни я в программировании – ни уха ни рыла. Так, нахватались от Аля некоторых представлений. В сущности, горячась и возражая друг другу, мы пытаемся скрыть тревогу, которая нас охватывает. Неужели мир действительно изменился? Неужели «пейзаж» пополз, и удержать его уже невозможно? Нашего беспокойства не заслоняют ни взрыкивания Чубакки, который, время от времени грозно обнажает клыки, ни бодрые реплики Кэпа, заверяющего то ее, то меня, что в любой момент он выведет «Мальчика» и раскатает все «понял, как блин». К сожалению, тут дело не в «Мальчике». «Мальчик» тут не причем. Есть проблемы, которые с помощью «Мальчика» не решить.
Квинта участия в дискуссии не принимает. Пальцы у нее по-прежнему живые, горячие, и это радует меня больше всего. Правда, она дрожит, зябко передергивает плечами, и, улучив минуту, я быстро спрашиваю ее:
– Ты что?..
– Ничего-ничего, потом… – вскользь, едва шелестя словами, отвечает Квинта.
Ладно, потом, так потом. Дудила, как выясняется, уже перебрался на северную окраину города. Мальвина, промчавшись по базе данных, вытаскивает для нас его адрес. Это бидонвиль, действительно самый край, где селятся только те, кто имеет временный статус. Здесь даже мостовой настоящей нет: в черной умопомрачительной пустоте висит жалкая тропка, очерченная двумя желтыми линиями. Середина ее кое-как заштрихована – это для того, чтобы новичкам было легче ходить. Не всякий, знаете ли, может ходить в пустоте: ноги проваливаются, того и гляди поплывешь, точно к богу, в рай. Наверное, такие же ощущения у космонавтов. Я, помню, первое время тренировался, страхуя себя веревкой, привязанной к столбу фонаря. И все равно, раз двадцать, вероятно, проваливался. Тут главная хитрость – ни в коем случае не смотреть, куда ставишь ногу. Идти, будто под тобою асфальт. А глянешь, хоть на мгновение, испугаешься, и конец – поплывешь, медленно кувыркаясь, не в силах понять, где верх, где низ.
Домов настоящих здесь, разумеется, тоже нет. Вместо них – кривоватые контуры, очерченные все теми же унылыми желтыми линиями. Кое-где, правда, уже намечены двери и окна, но в большинстве случаев – просто обводка, указывающая, что данное место кем-то застолблено. Для проживания это, конечно, значения не имеет. Жить можно и непосредственно в пустоте, ничем ее конкретно не ограничивая. Но такова, видимо, психология человека: укрыться, хоть ненадолго, от посторонних глаз, спрятаться, заслониться, отгородиться стенами. Чтоб ни одна собака тебя не могла достать.
Мальвина останавливается перед самым последним строением. Это просто эскиз, к нему даже тропинка не подведена. Дверь все же намечена – тусклым безразличным прямоугольником, и почему-то намечен квадрат окна, расположенного под самой крышей. Любопытно, зачем Дудиле окно? Вокруг – бездна, взгляд не на чем задержать. Все-таки, обитая в центре, от этого отвыкаешь. Забываешь про адский провал, не имеющий ни дна, ни краев. Так, наверное, выглядят окрестности преисподней. Замирает сердце, кружится голова. Кажется, что вокруг не воздух, а смертный настой.
– Ну что? – нетерпеливо интересуется Кэп.
Мальвина взмахивает ресницами:
– На вызов не отвечает.
– Давай я попробую.
– Нет, подожди, подожди!..
Она поднимает перед собою ладонь. Как-то ее поворачивает, и на мякоти проступает клавиатура. Мальвина тычет в нее указательным пальцем:
– Выходи, Леопольд, подлый трус!..
По-моему, совсем не смешно. Голос у Мальвины такой, как будто она сейчас закричит. Однако, это, по- видимому, и срабатывает. Дверь открывается, возникает на пороге Дудила. По первому впечатлению, он нисколько не изменился – все те же уныние, грусть, как у ослика, заблудившегося в лесу. Собственно, это ослик и есть: аватара Дудилы сделана по образцу известной мультипликации. Печаль распространяется от продолговатых выпуклых глаз, от громадного носа, на самом конце которого помечены точки ноздрей, от ушей, стоящих торчком, от вытянутой серой физиономии.
– Говорят, ты продал свой дом Коккеру?
Дудила не произносит ни слова. Он просто топчется в желтом контуре, обозначающем дверь. Его продолговатая голова свешивается все ниже и ниже, а глаза, как туманом, подергиваются жалостливой дымчатой влагой. Наконец, он печально вздыхает, приподнимая плечи, и, несмотря на критичность момента, я не могу не отметить качество его аватары. Классная все-таки у Додика аватара. Даже ноздри при вздохе немного расширяются и дрожат. Ни у кого, наверное, такой аватары нет. Что, впрочем, не удивительно: Дудила живет здесь чуть ли не дольше всех.
– У меня трудности на Земле, – скорбно говорит он.
Плоские ресницы моргают. Уши тряпочными ремнями покачиваются над головой.
Дудила разводит руки и после паузы добавляет.
– Вот так…
А затем поворачивается и уходит внутрь дома.
Тьма смыкается за ним, как вода.
Ну, что тут скажешь?
Трудности на Земле бывают почти у всех. У меня, что ли, на Земле трудностей нет? На то она и Земля, чтобы создавать трудности.
Правда, это не означает, что их надо тащить сюда.
– Вот дур-р-рак, – с чувством произносит Мальвина.
– Да уж, поехал совсем… – неохотно соглашается Кэп.
Чубакка тихо рычит.
Мы не знаем, что делать дальше.
Так и стоять, как цуцики, среди пустоты?
Все, впрочем, решается само собой.
Контуры дома вдруг начинают мелко дрожать, расплываются, утрачивают объем, распадаются на тусклые световые штрихи. Те, в свою очередь, сыплются вниз как искры. Одно-два мгновения, и вместо дома обнаруживается черный провал. Границы города отступают метров на пятьдесят.
– Ах!.. восклицает Мальвина.
Мы все понимаем, что это значит.
Это значит, что Дудила сюда уже не вернется.
Потом мы с Квинтой еще немного сидим на краю. Мальвина голосом, в котором посверкивает углеродная сталь, заявляет, что она сегодня же отыщет Альберта. Хочет он этого или не
