дернула меня за рукав. — Что случилось, вспомнил что-нибудь нехорошее? — Ничего, отворачиваясь от Зоммера, сказал я. — Как это ничего? У тебя щеки позеленели… — Говорю тебе: ничего.
Не трогай меня, не надо…
Кажется, Рита обиделась. К счастью, в эту секунду где-то впереди грянул оркестр, демонстрация зашевелилась и двинулась по направлению к площади.
Плотные сомкнутые шеренги оттерли Зоммера. Я надеялся, что — навсегда.
Сердце у меня ощутимо постукивало. И поэтому когда из толпы вылез Хеня и плаксиво начал настаивать, чтобы я хотя бы немного понес транспарант — понимаешь, Жаконя нахрюкался, потеряет, мерзавец, — я довольно-таки решительно ему отказал. Дескать, извини, дорогой, рука не сгибается.
А слегка возбужденная Рита не к месту хихикнула. — Ладно, — сказал обиженный Хеня. — Будет обсуждаться твоя работа, припомним. — И, увидев Шаридова, шагающего с женой и с детьми, закричал, продираясь к нему через шеренги идущих: — Подождите, Халид Ибрагимович, одну минуточку!.. — А вслед за Хеней вылез из толпы бодрый Леха и, потирая руки, со значением подмигнул: — Ну что, деятели, сваливаем отсюда? — Неудобно, обещали пройти с коллективом, — сказал я. — Неудобно на потолке отдыхать, одеяло спадает. В общем, вы, как хотите, а мы всей конторой фью-ить!.. — Леха сделал кому-то из задних призывный жест и, как лезвие сквозь кисель, рванулся поперек демонстрации. Мы с Ритой также начали диффундировать к краю.
Праздничный громадный портрет вождя взирал на нас с ближнего дома.
Занимал он пространство от крыши до первого этажа и, наверное, создавал полумрак в закрытых им помещениях. — Посмотри, — толкнула меня в бок Рита. — Что такое? — Ты — посмотри, посмотри! — Вероятно, материя на портрете была довольно плохо натянута, прямо посередине его вздувался пузырь, и от слабого ветра казалось, что вождь шевелит бровями. Зрелище было забавное.
— Всего через год, — сказал я. — Через год он умрет, а потом это все начнет постепенно разваливаться. Исчезнут партия, КГБ, а республики образуют самостоятельные государства. Вся жизнь переменится. — Я и сам едва верил своим словам.
Слишком уж нереальным казалось такое будущее. Пучина времени, десять лет. — Ты меня, по-моему, все же разыгрываешь, — ответила Рита. — Ну откуда ты можешь знать, тоже мне — прорицатель… — Она пожала плечами. — А чего бы ты хотела больше всего? — спросил я. — В жизни или прямо сегодня? — уточнила Рита. — Разумеется, в жизни… — Чтобы так было всегда… — Как сейчас? — Ну да, как в эту минуту…
Она тихо царапнула меня ногтем по ладони. Обтираясь о куртки и о плащи, мы выбрались из демонстрации. Вероятно, в преддверии площади выходить уже было запрещено: вилась цепь ограждения и кучковались за ней наряды милиционеров. Двое тут же направились в нашу сторону, а один помахал рукой, приказывая вернуться. Рита в нерешительности остановилась.
Однако Леха, подняв над головой пятерню, завопил что-то вроде: — Да здравствует наша доблестная милиция!.. — и сержант показал нам тогда, что, дескать, давайте быстрее. Им, наверное, лень было спорить по этому поводу.
На середине улицы я оглянулся: еле-еле бредущий Жаконя упорно пер транспарант, а его самого поддерживал Бампер из технического отдела, причем шли они оба как будто через болотную топь, и башка у Жакони перекатывалась по груди, точно резиновая.
Он все же здорово нагрузился.
А с другой стороны к ним прислонился пухленький Зоммер — тоже, видимо, обессилев, отфыркиваясь и пыхтя, и его перекашивала раздутая посудой авоська.
Подготовился, значит.
Далее неторопливо подтягивались Валечка с Жозефиной.
Команда в полном составе.
— Нормально, — констатировал Леха, дождавшийся нас.
— Пока обошлось без потерь. — И прикрикнул, наверное, сжигаемый нетерпением. — Давай-давай, мужики, шевелите конечностями!..
Светило майское солнце.
— А что это за энтузиаст? — кивая на Зоммера, спросил я. — Что за тип? Он, вроде, раньше в наших мероприятиях не участвовал.
Леха осклабился.
— Кто, этот? Да, толковый мужик, у него с собой четыре фунфурика.
Ну? Пускай посидит, что нам, жалко?..
Он с большим удовольствием потянулся.
Я смотрел на вязкие толпы людей, продавливающиеся в створе улицы.
Колонна была бесконечной: она шла и шла под вопли диктора из репродукторов.
В настоящий момент приветствовали славных советских ученых. — Рра!.. Рра!.. Рра!.. — доносилось с площади. Точно ревело слоновье стадо. Плескались флажки и гирлянды. Качались над головами воздушные шарики. Я почему-то вспомнил доклад Дюваля. Одомашнивание человека, создание новых инстинктов. Трансформация психики в систему примитивных рефлексов. Индивидуум исчезает, отсчетом становится популяция. Генетическое единство постепенно устраняет конфликты. Человечество замыкается в благостном оцепенении.
Как-то так. Во всяком случае, близко к тексту.
— Ну ты что, совсем отключился? — Леха двинул меня кулаком.
Жил он, к счастью, недалеко, и когда мы всей гурьбой ввалились в квартиру, то, конечно, первым делом разместили совершенно обеспамятевшего Жаконю.
Положили его на диван, а заботливая Жозефина подоткнула подушку под голову.
Набросили на него покрывало.
Жаконя только мычал, бессмысленные бельмы закатывались, и даже телевизор, врубившийся вдруг на полную мощь, как ни рявкал, не мог его потревожить.
Он лишь вялым движением навалил на ухо подушку.
— Убавьте звук, — посоветовала Жозефина.
Я уже схватился за ручку, чтобы ее повернуть, и в это время женщина, появившаяся на экране, сказала:
— Передаем подробности катастрофы в Санкт-Петербурге.
По предварительным данным, погибло около тридцати человек. Продолжается сильный пожар на заводе 'Пластмассы и полимеры', от огня взорвалась батарея, обеспечивавшая производственный цикл, около трех тонн горючих веществ попало на землю. Жители ближайших домов отселяются. Район катастрофы блокирован. Вместе с городскими пожарными действуют воинские соединения…
После этого звук пропал. Появился из кухни Леха, сжимающий в руках два фужера, и, уставясь в дрожащее прыгающее изображение, как ребенок, обалдело спросил:
— А разве телевизор работает? А он уже неделю, как хрюкнулся…
Экран тут же погас, и на нем проступила стеклянная гладкая серость.
Я заметил, что и вилка в розетку, оказывается, не была воткнута. То есть, электричество не поступало. Тогда я тихо скользнул в соседнюю комнату и, дождавшись, пока Зоммер так же тихо просочится за мной, посмотрел на него — еле сдерживаясь, стараясь не выплеснуть раздражения:
— Это ваша работа?
— Они пытались меня захватить, — сказал Зоммер. — Они нас опять каким-то образом вычислили. Полагаю, что без поддержки церкви не обошлось. Подтянули военных, наверное, особые подразделения.
Между прочим, я там заметил какой-то чудовищный огнемет. Вероятно, они собирались залить квартиру напалмом. Извините, но как мне было еще отвязаться от них? Я ведь даже не защищался, я просто отодвинул их в сторону…
— Отодвинул? — с отчетливым клокотанием в горле переспросил я.
А задумчивый Зоммер похлопал мягкими веками.
— Вероятно, не стоит так волноваться по незначительным поводам. Если вас укусил, например, какой-нибудь муравей, то вы сами смахнете их всех, оказавшихся в это время на коже. Вы не будете
