Один триллион долларов

еще придется жить, если он хочет повидать Джона.

Джон едва сознавал, где они, целиком полагаясь на своих телохранителей. В аэропорту Манилы царил кромешный ад – и в залах, и снаружи. Даже не верилось, что самолеты могут приземляться в этот черный маслянистый смог, окутывающий землю, но в других местах, по слухам, было еще хуже: аэропорт Куала- Лумпур был уже закрыт, Сингапур тоже встал; такого еще не случалось, больницы были переполнены людьми, глаза и дыхательные пути которых не выдерживали чада, некоторые уже умерли.

Наконец они поднялись из адского котла в воздух. В самолете перестало вонять гарью. Джон отмахнулся от напитков, предложенных стюардом; он мог только сидеть в прострации, прислонившись лбом к прохладному окну из пластика. Самолет прочертил в воздухе дугу и развернулся на запад. Отсюда, с высоты сияющей стратосферы, сгустки чада походили на отвратительные черные наросты гигантской цветной капусты, протянувшейся до горизонта, на атмосферную опухоль, разбухшую и омерзительную.

Метастазирующая карцинома печени, сказал Эдуардо о болезни своего деда. Его опухоль была обнаружена полтора года назад, росла относительно медленно, как и бывает у стариков, и вследствие возраста уже ничего нельзя было сделать. Теперь дело шло к концу, и быстро. Джону нужно было спешить.

Какие упреки ему придется выслушать? Перед лицом смерти патрон не станет церемониться, скажет ему все, что думает. Что он пошел за Маккейном по ошибочному пути, что растратил впустую драгоценное время на построение империи, которая никому ничем не помогла. Что он, Кристофоро Вакки, глубоко разочарован в нем. Что Джон оказался недостойным своего наследства.

Лоренцо бы знал. Эти слова то и дело отдавались в его сознании, попадая на одно и то же место, как в китайской пытке каплями воды. Уже одно то, что нашлась вторая часть статьи Лоренцо, казалось ему насмешкой судьбы. Сам он не только никогда не додумался бы до таких мыслей, он даже в готовом виде не до конца их понимал.

Лоренцо бы знал, скажет ему Кристофоро Вакки. Лоренцо был бы истинным наследником.

Все в нем трепетало в страхе перед той минутой, когда он предстанет перед стариком. Вполне можно было бы устроить себе и опоздание. Все-таки не пустяк – кругосветное путешествие. Никто бы не упрекнул его.

Никто, кроме него самого.

* * *

Так странно было снова оказаться в этих краях, увидеть из окна надпись Peretola Aeroporto – почти как тогда, два с половиной года назад. Только здесь по- настоящему началась его новая жизнь. Два с половиной года. Они казались ему вечностью, хотя все это случилось будто вчера.

Странно было снова ехать на том же «Роллс-Ройсе» и той же дорогой – мимо магазина «Феррари»… Только машину вел уже не Бенито. Эдуардо рассказал ему об инсульте и пожал плечами: что поделаешь.

– Как долетел? – спросил он.

– Четыре с половиной часа ожидания в Карачи были лишними, – сказал Джон. – А в остальном ничего. Хорошо, что вообще смогли улететь.

– Я думал, ты прилетишь на своем самолете.

– Нет, он… м-м-м… – «Он нужен Маккейну», – хотел сказать Джон. Но сдержался. – Его надо было вызывать. Получилось бы еще дольше.

– А, да. Конечно, – кивнул Эдуардо.

Он изменился за то время, что они не виделись. Посерьезнел. Нет, созрел. Повзрослел. Джону хотелось узнать, как он жил все это время, но не хотелось спрашивать. Как-нибудь потом.

– Как… м-м-м… он себя чувствует? – подавленно спросил он.

Эдуардо смотрел из окна.

– Он угасает. По-другому не скажешь. Каждое утро мы заходим к нему, а он… все еще жив. Такой смиренный, кроткий… Ничего не хочет, всем доволен, улыбается. В основном спит.

– И уже определенно, что… то есть, действительно уже ничего нельзя сделать?

– Врач приходит дважды в день и вводит ему морфин, так что боли он не чувствует. Это единственное, что можно сделать.

– Понятно. – Он смотрел вперед. Марко сидел рядом с водителем и наслаждался возможностью снова говорить на своем родном языке. Это было видно даже через разделительное стекло. – Значит, это лишь вопрос времени.

– Врач удивляется каждый день. Он говорит, у него такое чувство, будто дед чего-то ждет.

«Меня», – подумал Джон, и ему стало дурно. Он оглянулся на тяжелый «Мерседес», в котором их сопровождали остальные охранники. Но и они ничем не могли ему помочь.

* * *

Со странным чувством он ступил в дом Вакки. Осмотрелся и увидел, что ничего не изменилось. Да уезжал ли он отсюда вообще? Неужто прошло столько времени? Все приветствовали его с серьезными лицами.

– Идите, – тихо сказал Альберто, будто заметив неуверенность Джона. – Он ждет вас.

И он поднялся наверх по столетним мраморным ступеням, с бьющимся сердцем и дрожащими руками прошел к двери, которую указала ему сиделка. Тяжелая ручка показалась ему холодной, и он нажал на нее.

Комната была просторная, тихая, затемненная. Хотя чувствовалось, что ее регулярно и хорошо проветривают, в воздухе все равно оставался запах дезинфекции, как в больнице. Огромная кровать с подвязанным пологом стояла изголовьем к стене и преобладала в комнате. Рядом на металлическом медицинском столике лежали медикаменты и всевозможные приспособления, стояла капельница с прозрачной жидкостью. А в кровати лежал патрон, с первого взгляда почти неразличимый. То, что от него еще оставалось в этом мире.

– Джон, – сказал он, – вы приехали… – Он смотрел на него темными, глубоко запавшими глазами. Голос был едва слышен, хотя в комнате царила полная тишина. Джону пришлось подойти ближе, чтобы лучше слышать его.

– Патрон, я… – быстро заговорил Джон, но умирающий перебил его:

– Возьмите же стул. – Он указал пальцем в полутьму.

Джон пошел туда и взял то, что сам никогда не назвал бы «стулом»: скорее трон с мягким сиденьем, с подлокотниками, с резной спинкой, старинный и, без сомнения, стоивший целое состояние. Но пригодный, в принципе, и для сидения.

– Я рад снова видеть вас, Джон, – сказал старик. – Вы очень хорошо выглядите. Загорели.

Джон стиснул руки и мял их.

– Я был на Филиппинах. Недель, наверное, шесть.

– Ах да, Эдуардо говорил. На Филиппинах, это хорошо. Меня иногда мучает совесть, что я так повлиял на вашу жизнь, взвалил на вас все это… Но, судя по вашему виду, все не так плохо, да?

– Да, конечно. Все хорошо…

Патрон улыбнулся.

– Эта девушка, с которой вы мелькаете в газетах… Я говорю «девушка», извините, ведь, конечно, она взрослая женщина, Патрисия де-Бирс. У вас с ней что-то серьезное? Извините мое любопытство.

Джон сглотнул, отрицательно покачал головой:

– Это было только… То есть все в порядке, в конце концов мы даже подружились, но вначале это была лишь акция. Для средств массовой информации.

– А. – Он кивнул, очень медленно, почти незаметно. – Это он придумал? Маккейн?

– Да.

Он улыбнулся:

– Маккейн. Меня это даже успокаивает. Я почти так и думал, но мне казалось, что ни у кого не хватит бестактности инсценировать такое… Снимки очень походили на постановочные. Не знаю, почему. Мисс де-Бирс, разумеется, великолепного вида молодая дама, вне сомнений… но мне всегда казалось, что она вам не подходит.

Джон кивнул, не зная, что на это сказать. Он не ожидал, что человек, лежащий при смерти, способен