проводить ли его к директору? Или вызвать директора сюда?.. Джон умиротворяюще поднял руки и попытался довести до ее понимания, что ему всего лишь нужно немного наличных денег.
– Сколько нам понадобится денег? – спросил он Урсулу.
Урсула продолжала таращиться на высоченные мраморные колонны, на огромные, в золоченых рамах, картины эпохи Возрождения, на огромный, с современной росписью, купол.
– Это все твое? – непонимающе шепнула она. – Или нет? Так твое или нет?
Джон проследил за ее взглядом. Маккейн считал, что главный офис
– Боюсь, что да.
Она постепенно приходила в себя.
– Фуггер в городе Медичи. Насколько я понимаю, ты можешь себе позволить повести меня в одну из этих благородных лавок, к Гуччи или Ковери или к кому там еще. Возьми двадцать миллионов лир.
Он передал это мужчине за бронированным стеклом кассы и спросил:
– А сколько это в долларах?
– Тысяч десять, я думаю, – сказала Урсула и взяла его под руку. – Впрочем, мой богатый любовник, скажи-ка, почему у такого человека, как ты, собственно, нет кредитной карточки?
– Ну, нет, и все, – сказал Джон. Ему казалось неуместным объяснять ей, что все магазины присылают ему товары на выбор прямо домой, а рестораны он покидает, не затрудняя себя такими мелочами, как счет или оплата. – Нет, дайте мне лучше сорок миллионов лир, – сказал он кассиру, который торопливо отсчитал ему банкноты, а потом чуть не подобострастно попросил расписаться на квитанции.
– Ты считаешь это в порядке вещей, что люди ползают перед тобой на брюхе? – спросила Урсула, когда они снова вышли в сутолоку этого странного города, кажущегося средневековым.
– Нет, – сказал Джон. – Но я устал отучать их от этого.
Она скептически оглядела четверых телохранителей, которые снова окружили их.
– Мне только страшнее делается от их крутых темных очков, – шепнула она ему.
– Эй, угомонись. У меня в кармане все-таки сорок миллионов.
– Ну, ладно. Ты можешь посидеть со своими крутыми парнями в уличном кафе, пока я самостоятельно займусь шопингом и порадуюсь тому, что я снова нормальный человек.
Народу пришло гораздо больше, чем могла вместить маленькая деревенская церковь. Половине людей пришлось остаться снаружи и слушать отпевание через открытые двери.
Когда траурное шествие двинулось к кладбищу, люди стояли вдоль дороги. Кристофоро Вакки был погребен, как и полагалось, в фамильном склепе.
– Красивый вид открывается отсюда, – задумчиво сказал Альберто Вакки, когда все молитвы были прочитаны, все гимны спеты и все венки возложены.
На обратном пути Урсула шла под руку с Джоном и шепнула ему:
– Я хотела бы представить тебя моим родителям.
Джон широко раскрыл глаза. Это звучало многообещающе. В конце концов с каких это пор родителям представляют своих мимолетных партнеров?
– Когда угодно, – шепотом ответил он. – А я тебя своим.
– По дороге туда мы сможем остановиться в Аугсбурге.
– В Аугсбурге?
– Это город Фуггеров.
– Фуггеров? А я думал, их больше нет.
– Много ты понимаешь!
Он почувствовал порыв дикой радости. Это прозвучало, как призыв подумать, когда и как он организует сцену с красивым ужином и розой.
– Понял, – сказал он. – И когда выезжаем?
Она подозрительно огляделась.
– А что, если сегодня вечером?
– Я не против. – Он уже достаточно долго эксплуатировал гостеприимство Вакки.
– А как ты смотришь, – добавила она, – если мы оставим твоих горилл здесь?
Джон даже закашлялся.
– Ого. Ты хочешь…
– Только ты и я. Мы сбежим. Поедем вторым классом на поезде, как миллионы других людей, и на несколько дней забудем про весь этот цирк.
Отчетливый внутренний голос говорил ему, что этого приключения ему не избежать, если он не хочет ее потерять. Тем не менее он осторожно сказал:
– Это не так просто, как ты думаешь. Я постоянно мелькаю в газетах и по телевизору. Меня обязательно узнают. И кому-нибудь в голову придет дурацкая идея.
– Если ты в дороге без охранников, тебя никто не узнает. Спорим на что хочешь. Людям бросается в глаза не твое лицо, а то, что вот идет некто, окруженный охраной.
– Не знаю. Я уже настолько привык к этому, что чувствую себя голым при одной только мысли…
– О боже! – Она закатила глаза.
– Ну, хорошо, давай, – поспешно сказал он. – Но сначала надо узнать, когда будет поезд…
– Около десяти вечера отходит ночной скорый поезд на Мюнхен, – сказала Урсула и пояснила: – Я уже посмотрела, когда в понедельник разгуливала без вашей команды.
Джон вспомнил о своем «Феррари», который без пользы простаивал в Портесето, в гараже его дома, нежилого, но, без всяких сомнений, вполне ухоженного.
– И как же мы уедем незамеченными?
Она насмешливо окинула его взглядом:
– Ну, это просто.
Вечером они снова попросили отвезти их во Флоренцию, в канцелярию. Объяснили, что им еще раз необходимо порыться в книгах, и им выразили полное понимание, хотя невооруженным глазом было видно, что никто не верит ни одному их слову. Никому не бросилось в глаза, что Урсула прихватила с собой кое- какие вещи.
Охранники, как всегда, остановились перед дверью, удостоверились, что вокруг все спокойно, и тогда высадили их. Перед тем как дверь закрылась, Марко спросил:
– Сегодня мы вам еще понадобимся?
– Нет, – ответил Джон. И это была правда. – Спасибо. Я вам позвоню.
Они расположились, распаковали вещи Урсулы, и Джону пришлось облачиться в дешевую серую куртку из кожзаменителя, которую Урсула купила тоже во время своего одинокого путешествия по магазинам.
– Твой шикарный миллионерский пиджак во время поездки полежит в сумке, – заявила она.
– Однако, ты все основательно подготовила, – признал Джон и оглядел себя в старинном тусклом зеркале в прихожей. – Вид у меня ужасный.
– Как у нормального туриста, – поправила она.
Было уже темно, узкий боковой переулок был тих и пуст, когда дверь канцелярии Вакки открылась и оттуда вышли двое, один с дорожной сумкой через плечо. Они закрыли за собой дверь и услышали, как щелкнула задвижка. Через некоторое время они вошли в здание флорентийского вокзала
Все это оставалось незамеченным до тех пор, пока на следующее утро человек из вахтенной службы не позвонил в дом Вакки.
– Вы ведь говорили, что сегодня здесь будут двое молодых людей? Но здесь никого нет. Только внизу рядом с замком висит бумажка, похожая на письмо.
Но к этому времени Урсула Фален и Джон Фонтанелли уже бродили по улицам Аугсбурга.
Здание было выкрашено в сдержанный красно-коричневый цвет, лишь отдельные контуры выделены золотом. «Частный банк князя Фуггера», прочитал Джон на табличке рядом со скромной стеклянной дверью. Позади них по мостовой катились машины, мимо шли прохожие, а в некотором отдалении катил тяжелый синий трамвай. Город украшали великолепные старинные фасады,
