поднимался до высот, которые доселе считались недостижимыми.
Джон принял все это к сведению и размышлял над этим, но, как ни вертел и ни крутил, чувство грозящей опасности не оставляло его, равно как и чувство бессилия.
В «Казино» царила полутьма, за окнами разливалось световое море Лондона. Они были единственными посетителями, и если бармен за стойкой и ждал, когда же наконец сможет уйти домой, вместо того чтобы полировать и без того чистые бокалы, то старался, чтобы по его виду это не было заметно.
– Раньше можно было просто посидеть в какой-нибудь пивной, – сказал Джон.
Пол пригубил свой напиток.
– Тем не менее мы никогда этого не делали.
– Но мы
– Не могли. Потому что у тебя никогда не было денег.
– Вот всегда что-нибудь не так. – Джон смотрел в свой стакан. – После Мехико они пасут меня так, что мне иногда кажется, будто я в тюрьме.
– М-да. Ничто не обходится даром. Даже безграничное богатство.
От окон шла приятная прохлада. Вдали морозно поблескивала Темза. Внизу были видны проезжающие машины и крошечные пешеходы. Они возникали в световых конусах уличных фонарей и через несколько шагов снова сливались с темнотой.
– Что будет дальше? – спросил Джон.
– Что ты имеешь в виду? – поднял брови Пол.
– Мы забыли о предначертании. Мы погребли все амбиции повлиять на ход мировых событий. Мы делаем
Пол откинулся на спинку.
– Никаких «а потом». Так будет продолжаться всю твою жизнь.
– Но какой это имеет смысл?
– Нет, ты все же не предприниматель, это видно. Дело не в том, чтобы считать деньги, дело в том, чтобы создать что-то. Такой большой концерн находится в постоянном развитии. Непрерывно где-то что-то происходит, меняются условия, приходится реагировать на эти изменения или действовать с опережением. Такова игра. Это как бейсбол. В конце концов, играют потому, что это доставляет удовольствие.
Джон поглядел на остатки в своем стакане, наконец опрокинул их в себя и жестом заказал новую порцию.
– Когда ты последний раз ходил на бейсбол?
– Ох, – Пол напрягся, вспоминая. – Давно уже. Я думаю, мы вместе были на матче в Нью-Йорке. Перед тем как мне уехать в Гарвард. – Он покачал головой. – Но убей меня, не помню, кто с кем играл.
– Я тоже не помню. – Подошел бармен, поставил перед ним новый напиток, а пустой стакан унес. Пол заказал еще раз то же самое. – Некоторое время следил за игрой лиги, а потом у меня долго не было телевизора, и я выпал из темы.
– Со мной то же самое. Готовился к экзаменам.
Джон кивнул и сухо засмеялся:
– Разве это не ужасно? Как быстро теряешь вкус к истинным ценностям?
– Просто трагедия. – Принесли новый напиток для Пола. Он принял его, благодарно кивнув, отпил глоток и подождал, когда бармен удалится. – А дальше будет вот что. От тебя пойдет новая финансовая династия. Семья вроде Рокфеллеров, Ротшильдов или Медичи. Или пусть хоть Фуггеров. Когда-то ведь ты найдешь женщину, которая выдержит деньги и роскошь, народишь кучу детей, которые будут учиться в лучших школах мира и постепенно входить в бизнес…
– Ты говоришь совсем как Маккейн. Он тоже все хлопотал об основании династии.
– Ну что ж, не все, что говорил Маккейн, так уж глупо. Судя по тому, что ты рассказывал и что я читаю теперь в газетах, он свихнулся совсем недавно. – Пол возил свой стакан по столу. – Просто так уж повелось, понимаешь? Это было хорошо заметно в Гарварде, все эти династические сыновья и дочери… При твоей жизни состояние вырастет, твои дети будут поддерживать его на стабильном уровне, а с поколением твоих внуков оно начнет убывать. Так случается со всеми большими состояниями. Но триллиона долларов хватит на много поколений, какими бы расточительными они ни были.
Джон отпил глоток и почувствовал желание набраться сегодня под завязку.
– Звучит обнадеживающе. Может, когда-нибудь они будут проматывать миллионы на последние ведра чистой воды, как знать?
– Эй, – спохватился Пол. – Но ты можешь тратить деньги и на благотворительность, если хочешь. Старый Рокфеллер так и поступал, когда испытывал кризис смысла жизни, и без его фондов теперь немыслимы ни медицина, ни образование, ни наука.
– Лучше я разыщу какого-нибудь ясновидящего. Положу ему на счет полмиллиона долларов сроком на пятьсот лет, и какой-то бедолага году этак в 2500-м унаследует жуткие триллионы долларов. Или какая тогда будет валюта. – Он залпом проглотил спиртное и наслаждался жжением в горле. От него утихала боль в душе, будто накрытая ватным одеялом. – Как знать, может, и состояние Фуггера возникло таким же образом? Я умру от смеха, если со временем это обнаружится. Эй! – крикнул он бармену, подняв пустой стакан. – Еще один. Двойной!
Пол критически оглядел его.
– Ты что, хочешь напиться?
– Угадал, – с похвалой кивнул Джон.
– Не надо.
– Надо. Иначе сегодня ночью у меня лопнет башка от мыслей. – Но все же махнул бармену рукой: – Отбой. Кока-колу, пожалуйста.
Пол вздохнул и сказал:
– Знаешь, может, сейчас мы переживаем куда более значительную фазу, чем нам кажется. Может, на наших глазах возвращается Средневековье.
– Средневековье? – В этот момент перед внутренним взором Джона почему-то возник строгий облик Якоба Фуггера, портрет которого так и продолжал висеть у него в спальне.
– Я где-то читал, не помню. О сходстве между сегодняшними концернами и структурами владычества в Средние века. Например, ты – король, я твой канцлер, наши директора – герцоги, которых ты назначил, и так далее вплоть до последних сотрудников, твоих подданных. – Он сделал жест от пола к потолку: – Это – твоя крепость, охраняемая храбрыми рыцарями, так? У тебя есть своя коммуникационная система, и если подумать, что во всех наших столовых, на всех фирменных бензоколонках и так далее можно расплачиваться карточкой фирмы, то даже собственная финансовая система. И в то время, как вокруг опустошаются ландшафты и рушатся нравственные устои, в то время, как варвары придвигаются к границам и повсеместно тлеют кризисы, ты и другие короли продолжаете строить свои королевства, нарастает ваше могущество, пока прежняя великая империя – тогда Рим, сегодня, возможно, Америка – приходит в упадок, и вы устанавливаете в мире новый порядок.
– А что, – зачарованно воскликнул Джон. – Не так уж и глупо! – Перед его внутренним взором возникли неприступные стены монастырей, рыцари в доспехах и многоцветные торговые караваны. Он прямо-таки ощутил на своих плечах горностаевую мантию.
– Да? – улыбнулся Пол и грустно добавил: – Но Средневековье – это значит мрачные столетия невежества, полные войн, эпидемий и страдания. Может, пока не поздно, нам надо основать ряд монастырей, в которых сохранится хотя бы сегодняшний уровень знания. Раз уж свобода и демократия после короткой поры расцвета снова обрушиваются в феодализм.
Джон кивнул, находясь под сильным впечатлением.
– Да, – сказал он. – Может, так мы и сделаем. – Его взгляд устремился вдаль над крышами города. Окружающие башни вдруг показались ему похожими на зубцы вражеских крепостей, улицы внизу были как бастионы и ходы вдоль крепостных стен. Туман казался дымом сражений. – Какая мысль…
Впоследствии он не мог сказать, что послужило толчком. Внезапно он закаменел, что-то внутри него судорожно сжалось, так, будто кожица поверх раны его души все-таки лопнула, и изнутри полилось то, что
