– Да уймись же, идиот! Сейчас сюда приедет милиция, и тогда Ким ты точно не найдешь. В тюремной камере это, знаешь ли, будет проблематично.
– А по какому праву он ищет
К нам уже спешили люди, бармен тыкал в кнопки телефона, какая-то тетка в жемчугах протяжно визжала на одной ноте. Два крепких официанта разнимали дерущихся мужиков, которые никак не хотели угомониться. Я закрыла глаза. Все, конец, сейчас приедет милиция и нас всех, не разбираясь, кто прав, а кто виноват, загребут в отделение.
– Андрей, прошу вас, не надо! Уйдем отсюда!
Волкодав стоял, тяжело дыша, под курткой ходили литые мускулы, а Тетерин все еще буянил, вырываясь из рук державшего его официанта, наскакивал и верещал что-то, словно взбесившаяся шавка.
О боги, как хорошо, что я не родилась мужчиной!
– Извините нас, это случайно вышло. Мы не хотели устраивать тут беспорядки, – быстро сказала я и полезла в сумочку, выгребая оттуда наличность. – Вот все, что у меня есть, примите в счет возмещения ущерба.
– Девушка, ваши друзья тут посуды набили на гораздо большую сумму, чем вы дали, – сурово произнес один из официантов.
– Господин Тетерин тоже заплатит... Верно, Игорь Витольдович?
– Я заплачу сколько потребуется, только бы не видеть больше вашу физиономию, – прошипел он. Из-за выбитых зубов дикция у него стала весьма далекой от совершенства. – И этого типа тоже, – мотнул он головой в сторону Волкодава. – Ты у меня еще попляшешь, гнида! Ким он, понимаете ли, ищет! Не видать тебе ее как своих ушей, понял?
– А ну потише, всех клиентов нам перепугали! Девушка, уходите, и своего громилу с собой заберите! Иначе
– Спасибо, – с чувством сказала я и потащила Волкодава за рукав. – Андрей, ну идемте же, или вам хочется поучаствовать в разборках с милицией?!
– Я провожу, – сказал тот, кто убрал в карман мои деньги. – Ну и устроили же вы заварушку!
– Извините, так получилось, – простонала я, чуть не плача. – Мы теперь будем ваш ресторан по дуге обходить, обещаю.
– Очень на это надеюсь, – и с этими словами нас выпроводили из ресторана под изумленные и испуганные взгляды посетителей. На улице до меня вдруг дошло, что официант был тот же самый, которому я вчера передавала записку для Филиппова. Бог знает, что он теперь обо мне подумает!
На этой мысли я не выдержала и расхохоталась. Выглядело это дико, и Волкодав дернулся, высвобождая рукав куртки из моих пальцев.
– Вы что, спятили?
– Спятишь тут с вами! Чего вы на этого идиота накинулись?
– В следующий раз я на него еще не так накинусь, – пообещал Волкодав. – Прибью гада.
– Делать вам нечего! – крикнула я на всю улицу. – А потом сядете лет на двадцать.
– А мне по фигу, – сообщил Волкодав. – И потом, вы же этого добивались, когда привели меня в это дерьмовое заведение? Ну так у вас все прекрасно получилось. Счастливо оставаться!
И он пошел вверх по улице, не оглядываясь и печатая шаг. А я осталась стоять на тротуаре. На меня наталкивались люди, пинали по ногам сумками и портфелями, кто-то раздраженно прикрикнул, чтобы я не мешала движению, а я все стояла, и по моим щекам катились слезы.
Дома я погрузилась в пучины депрессии – благо Шурки пока не было, и никто не мог мне помешать. Я закрылась на все замки, наполнила горячую ванну, щедро налила туда пены и залезла в ароматное, пахнущее лавандой и горными травами тепло. Теперь мое тело мне не принадлежало. Оно, это чужое тело, нежилось и расслаблялось в пене, а душа при этом выворачивалась наизнанку от боли, страха и стыда.
Я вспоминала лица Волкодава и Тетерина, и мне становилось горько оттого, что я посмела манипулировать чужими чувствами.
Я вспоминала их драку за Ким и плакала потому, что с такой яростью и гневом за меня не дрался ни один мужчина в мире.
Я вспоминала любимого человека, который сбежал от меня на край света и оставил меня здесь одну собирать по осколкам разбитую гордость и восстанавливать чувство собственного достоинства.
Я думала о своем сыне, который может остаться без отца, и все мои попытки как-то это исправить ни к чему не привели. Сколько ошибок я уже совершила на этом пути и сколько еще могу сделать?..
Из комнаты раздались странные щелчки и гудение, а потом послышался знакомый бумажный шелест. Я вылезла из ванны и пошла посмотреть, в чем дело. На пол с меня стекали ручьи воды и пены, но мне было все равно.
Из факса рывками шла бумажная лента; я и забыла, что на аппарате установлен автоматический прием сообщений. Дождавшись, пока припадочный древний факс успокоится и прекратит дергаться, я вынула лист и прочитала начириканные наспех слова: «В интересующий тебя период в Москве и области пропала чертова туча девушек. Не хочу связываться с этим делом, мои приятели в милиции и так уже на меня нехорошо смотрят. У меня нет ни сил, ни желания, ни времени перелопачивать досье и искать инфу. Да и возможности мои сильно ограничены. Я умываю руки. Если хочешь, можешь забрать машину. Привет семье».
Бедолага Филиппов предпочел отправить факс, вместо того чтобы позвонить мне лично. Наверное, он уже слышать не может мой голос... Надо же, как допекла мужика! Ладно, пусть живет.
Скользя по полу босыми ногами, я вернулась в ванную, накинула махровый халат и отправилась в кухню выпить кофе. После долгих слез самое то, что нужно, чтобы прийти в себя. Стоя у плиты и бдительно следя за джезвой, я вдруг осознала, что страшно голодна: еще бы, поесть в ресторане мне так и не удалось. В морозильной камере нашелся кусок говядины, и я отправила его в микроволновку – оттаивать. Потом порезала на тонкие ломтики, отбила молоточком, щедро натерла солью и специями, замариновала в минеральной воде и лимонном соке, поставила в холодильник на полчасика. Минералка сделает мясо нежным-нежным, его останется только быстро обжарить, и можно наслаждаться.
Когда мой обед уже шкварчал в сковородке, я вдруг вспомнила о Ромке, который лежал в больнице позабытый-позаброшенный и страдал от невкусной еды, которая и здорового доведет до истощения. А ведь я обещала ему стейк! Но на ресторанные изыски у меня не было денег: последнюю наличность я отдала в качестве компенсации за разбушевавшегося Тетерина... Кстати, я что, осталась без копейки?!
Беглый осмотр сумочек, карманов и заначек подтвердил: денег нет. Нашлись пятьдесят долларов в паспорте и сто восемнадцать рублей, завалившиеся за подкладку в зимней куртке. На что я буду сына кормить до конца месяца? Понятия не имею.
Мясо дожарилось и выглядело очень аппетитно, но мне кусок в горло не полез. Ладно, раз уж еды получилось много, отвезу Ромке, все равно вышло не хуже, чем в ресторане.
Я быстро собралась, упаковала мясо в лоток, завернула в фольгу черный хлеб и последний соленый огурчик, одиноко плавающий в банке. Если уж и это не поможет Ромуальду почувствовать себя человеком, тогда я умываю руки.
В палате у Ромки я застала какую-то незнакомую девицу. Она была высокая, худая, с гривой светлых волос, на высоченных каблуках и в мини-юбке. Типичная манекенщица. Острое личико было заплаканным, тушь потекла, делая ее похожей на вампиршу из «Ночного дозора». Ромка сидел на кровати и упорно смотрел в окно, не обращая внимания на демонстративные всхлипы своей посетительницы. Кажется, я попала в самый разгар любовной драмы. Надо было развернуться и уйти, пока меня не заметили, но я опоздала: девица вскинула на меня глазищи и посмотрела так злобно, словно я была убийцей ее любимой бабушки.
– Что вам нужно? – резко спросила она.
– Стасенька! – с облегчением воскликнул Ромка. – Рад тебя видеть, проходи.
– Мы еще не договорили! – возразила девица. – Рома, я должна тебе кое-что сказать...
– Зайчик, я уже все слышал, у меня нет проблем со слухом. – В голосе Ромки звучала неприкрытая
