проводили до центра управления, где находился командующий «двадцать третьим фортом» коммандер[15] Джон Валентайн двенадцатый.
«Двенадцатый» означало, что уже двенадцатое поколение Валентайнов служит во флоте, и официально являлось частью имени, чтобы не путать его, во-первых, с другими Джонами Валентайнами без таких давних традиций, а во-вторых, чтоб различать их между собой, так как продолжали служить Джон Валентайн одиннадцатый и Джон Валентайн десятый.
Как и подобало офицеру со столь давней родословной и чтущему традиции славного Британского и Американского флотов, он ни на мгновение не задумался, отдавая приказ об уничтожении заложников, потому что жизни русских дикарей ничего не стоили по сравнению с его жизнью.
Двое русских, вошедшие в центр управления, были словно карикатура. Огромный медведеподобный капитан славянской наружности и маленький щуплый азиат с нашивкой старшего лейтенанта.
Поскольку дипломатический протокол в данной ситуации был не к месту, коммандер Валентайн начал без предисловий:
— Я даю вам полчаса, чтобы убраться из моего форта. В противном случае я начну убивать заложников. Каждый час десятерых. При малейшей попытке начать штурм мы перекроем доступ кислорода в отсек, где содержатся ваши люди. Их смерть будет на вашей совести.
Коммандер предпочел умолчать, что часть заложников сумела вскрыть потолок тюремного отсека и добраться до главной энергоцентрали. Именно поэтому пошли секторные отключения противокорабельных пушек, и русские смогли начать штурм. Беглецов, конечно, уничтожили и даже для умиротворения остальных прикончили еще два десятка, но диверсия привела к печальным последствиям. И теперь командующий фортом собирался выжать из оставшихся в живых все возможное в данной ситуации.
Два «малых шомпола» для прочистки каналов охлаждения плазменного резака, из состава ремкомплекта «Ратника-12», представлявшие собой заостренные стержни десять сантиметров длиной и два миллиметра толщиной, попали конвоирам, стоявшим у дверей, точно в приоткрытые забрала шлемов, нанеся «повреждения, не совместимые с жизнью». Точно такие же, как оставила пластина клапана топливной смеси от ранцевого огнемета, с хрустом перебившая гортань офицера, стоявшего сбоку. Последним упал помощник начальника форта, поймавший грудью «ершик универсальный для регламентных работ».
Не успевший отреагировать на изменение обстановки коммандер Валентайн только хлопал глазами, когда его уронили в кресло и привязали так, что он не мог даже шелохнуться.
Пока Виктор собирал оружие и готовился отражать нападение спасательных команд, Винь Хо, доставший из тел погибших все железки, тщательно вытер их о китель коммандера и, воткнув «малый шомпол» на пару сантиметров в ногу офицера, спокойно поинтересовался на чистом английском расположением помещений, где держат заложников.
Совершенно деморализованный мгновенной и кровавой гибелью своих людей коммандер только и смог проблеять про шестой уровень, сектор «С» и выпасть в осадок.
— Витя, шестой, эс.
— Понял. — Виктор уже набирал на табло передатчика код «открытого канала» эскадры.
— Тащ комбриг?
— Я здесь, капитан. Поговорили?
— Если господин коммандер не врет, что сомнительно, то наши на шестом, сектор «С».
— Сами как?
— Минут десять продержимся. — Виктор с подозрением оглядел дверь командного отсека и совсем тихо произнес: — А может, пять.
— Я уже отдал команду. Твои выдвинулись. Если успеют, постарайся этого деятеля доставить к нам.
— Есть доставить.
В отсутствие приказов руководства фортом сопротивление защитников превратилось в череду стычек на разных уровнях. Уже успевшие облачиться в свою броню, Виктор и Винь Хо вели роту по кратчайшему пути на шестой, сметая хлипкие заслоны ураганным огнем, стараясь успеть как можно быстрее. Самое ожесточенное сопротивление оказали военные полицейские, охранявшие заключенных. Виктор со своими бойцами и пилотом, воевавшим, несмотря на легкую броню, наравне со всеми, оказался в коридоре прямо над тюремным сектором.
— Давай! — Встав в круг, образованный зарядами взрывчатки, он кивнул саперу и в облаке взрыва провалился на нижний уровень.
Два скорострельных «Шелеста» в руках командира роты обрушили на охранников настоящий огненный шквал. Опустевшие магазины на сто патронов еще не коснулись пола, как новые заняли свое место.
Пока бойцы спускались через дыру, Виктор оглянулся. Кроме солдат, убитых им, в углу, сваленные, словно поленья, лежали трупы явно гражданских людей.
— Командир!
Виктор обернулся.
Рядом стоял, переминаясь, сержант Гарь из второго взвода.
— Тут эти… заперлись в комнате. Говорят, что сдаются. Требуют представителя Красного Креста и чего-то еще. — Он смущенно улыбнулся. — У меня с английским не очень.
— На хер всех.
— Что?
— Я говорю, на хер всех. Ты что, и по-русски не понимаешь? — Виктор хмуро посмотрел сержанту в глаза. — Я спрашиваю, с русским у тебя все нормально? Пойдем, преподам краткий курс.
Остановившись перед дверью, за которой спрятались уцелевшие охранники, Виктор кликнул штатного сапера первого взвода старшину Климова:
— Клим, сделай мне дырку, вот такую. — Виктор руками показал величину отверстия.
Не отвечая на крики из небольшого окошка, больше напоминающего бойницу, дождался короткого хлопка взрыва и, сняв с подвески гранатный пенал и поставив детонатор «на удар», забросил в дыру. На этот раз взрыв прозвучал гораздо солиднее. Пять оборонительных гранат превратили спрятавшихся в комнате людей в одно месиво.
— Теперь понятно?
Сержант кивнул.
— Понятно!
Когда Виктор вернулся в тюремный блок, бойцы уже стаскивали трупы демовцев в одну камеру, а своих упаковывали в пластик и поднимали лифтом наверх, где их принимала бригадная мед-служба. Только потом начали открывать двери, и синюшно-бледные заложники стали потихоньку выбираться из камер. Кто-то плакал в истерике, кому-то оказывали первую помощь, кто-то пил предложенную бойцами водку. И только одна маленькая трехлетняя девочка все ходила среди людей и что-то спрашивала. И как по волшебству глаза взрослых становились из радостных тоскливо-печальными. Они что-то пытались объяснить, но девочка все шла дальше, провожаемая сочувственными взглядами. Наконец она остановилась возле обессиленно сидящего у стены пилота.
— А где моя мама?
Пилот поднял голову в большом серебристом шлеме и склонил влево, словно пытаясь что-то понять.
— Ты не знаешь, где моя мама?
Вокруг уже собралось около двух десятков людей — и солдат, и бывших заложников, сжимающих в бессильной ярости кулаки. Кто-то уже успел рассказать, что маму маленькой Верочки расстреляли в назидание остальным за предпринятую частью группы попытку диверсии.
Путаясь трясущимися руками в застежках шлема, пилот отсоединил манжету и сдернул шлем с головы, выплеснув на плечи волну серебристо-белых волос. Огромные миндалевидные глаза, каких не бывает у человека, словно мерцали неземным светом. Тисса ком Равой встала на колени перед девочкой:
— Найо ем сато. Камо лайа, Лайа сем нао.
— Ну где ты так долго! — Девочка шагнула вперед и, обняв алатку, устроилась головой на ее плече,
