Генри. Не волнуйся… Не волнуйся.
Шарлотта. Пожалуй, я правда лягу.
Генри. Знаешь, я позвонил Максу.
Шарлотта. Что? Зачем?
Генри. Мне перед ним совестно. Он сейчас зайдет.
Шарлотта
Генри. Ну извини, так вышло.
Шарлотта. Генри, я всерьез.
Генри. Погоди-ка. По-моему, нашел.
Шарлотта. Ты еще не всю анкету заполнил?
Генри. Не-а.
Шарлотта. Книгу-то любимую выбрал?
Генри. «Поминки по Финнегану».
Шарлотта. Ты хоть читал ее?
Генри. Не глупи.
Шарлотта. Не помню.
Генри. Наверняка помнишь. Я тогда писал пьесу о Сартре, а чертов оркестрик за двадцать минут отыгрывал репертуар и тут же принимался сызнова. Я высунулся в окно, разорался, а управляющий гостиницы…
Шарлотта. Это было в Санкт-Морице.
Генри. Так что это было?
Шарлотта. Ты о чем?
Генри. Ну, как мелодия называлась? Похоже на Штрауса с компанией.
Шарлотта. Напеть можешь?
Генри. Конечно, нет.
Шарлотта. Так с кем же ты в Борнмут катался?
Генри. Не валяй дурака. Завтра с меня потребуют восемь пластинок, а у меня всего пять, да «Поминки по Финнегану».
Шарлотта. Ну, если ты и название не помнишь, и напеть не можешь, зачем, скажи на милость, она тебе на необитаемом острове?
Генри. Не обязательно, чтоб были только любимые.
Шарлотта. Разве?
Генри. Конечно. Просят назвать восемь пластинок, связанных с «вехами вашей жизни».
Шарлотта. Допустим, я – веха в твоей жизни. Когда ты увез меня в Санкт-Мориц, ты был без ума от песни «Роннетс» «Да-ду-рон-рон».
Генри. Это же «Кристалз»! «Роннетс», тоже мне…
Шарлотта. Ты неверно взялся за дело. Набери восемь действительно любимых пластинок, а потом вспомни, с чем и с кем они связаны. Я не права?
Генри. Да пойми! Я же считаюсь драматургом-интеллектуалом. А предстану перед публикой полным идиотом, если объявлю завтра во всеуслышанье, по радио, что целыми днями слушал «Да-ду-рон-рон» в исполнении группы «Кристалз». И смел при этом обвинять Сартра в легковесности. О, слушай, идея! Как-то давным-давно Дебби поставила пластинку – знаешь, из тех, что вроде классика, а вроде и не классика. Ей тогда лет десять-одиннадцать было, еще волосы не выкрасила. И я тебе тогда сказал: «Вот этим дрянным мотивчиком меня чуть не довели, когда я сидел в Швейцарии и писал «Жан-Поль – сердитый король». Может, Дебби вспомнит?
Шарлотта. А где она?
Генри. На конюшне. Да, вот же – та самая музыка!
Шарлотта. В Альпах в середине зимы нет открытых танцплощадок. Только катки. У тебя теперь шесть пластинок.
Генри. Что ты, эта не подходит. Слишком банально.
Это Макс. Впускать?
Шарлотта. Нет. Скажи, меня нет.
Генри. Он прекрасно знает, что ты здесь. Где тебе еще быть? Ладно, скажу, что ты не хочешь его видеть, поскольку видела предостаточно. Годится?
Шарлотта
Генри. Привет, Макс. Заходи.
Макс. Привет, Генри.
Генри
Макс. Но ты ведь, кажется, ушел в глухое подполье?
Генри. Да, Макс. Прости уж.
Макс. Нормально.
Генри. Вот и хорошо.
Макс. А ты?
Генри. И я нормально.
Макс. Это хорошо.
Генри. Видишь, у всех у нас все нормально.
Макс. А у Шарлотты?
Генри. Я, конечно, не думаю, что она безумно счастлива. Кофе или вскроем?
Макс. Лучше вскроем.
Генри. Тогда погоди.
Макс. Здравствуй, дорогая.
Шарлотта. У меня что – и выходных нет?
Макс
Шарлотта
Генри. Привет, Шарлотта. А я как раз говорил Максу, что тебя нет. Макс, знаешь, я тебе очень рад. Что поделываешь?
Макс. Он шутит?