Хотя игра раньше считалась чисто мужской, эмансипация и тут перешла в наступление. Поэтому в последние годы появилось довольно много женщин, которые играли наравне с мужчинами. А в некоторых семьях супруги просто-напросто менялись ролями. Так было и у четы Хартгеймов.
Джастина, которая всю жизнь старалась если и не быть в вихре событий, то во всяком случае не отставать от жизни, вместе с Молли, которую пыталась обучить сложным правилам и премудростям этой игры, находилась далеко в поле.
Уолтера заманить в гольф-клуб не удалось никакими, даже самыми радужными обещаниями, и поэтому Лиону приходилось дожидаться свою жену и приемную дочь в одиночестве. Но в это время, к его радости, подъехала машина соседей и оттуда вышли Питер и Ольвия Бэкстер.
– Скучаете? – поздоровавшись, спросил Питер у Лиона.
– Вот, видите ли, приходится ждать жену.
– А что ж вы не играете? – поинтересовался сосед.
– Да я как-то не могу привыкнуть… Чувствую, что это чисто британская игра. И мое немецкое сердце не лежит к ней. Я больше люблю теннис.
– Но так в чем же дело? – воскликнула Ольвия. – В конце концов, вместо гольф-клуба можно было поехать в теннисный клуб.
– О, нет, мадам, – запротестовал Лион, – для этого я слишком стар. Скорей уж мне придется сломить себя, поехать и купить набор этих клюшек, в которых я, черт побери, никак не могу разобраться.
– По правде говоря, – признался Питер, – я тоже долго в этом ничего не понимал. Считал себя выше буржуазных игр. Театр, видите ли… Но потом задумался и решил, что если жить одним театром, то к старости я буду похож на шизофреника с бешеным блеском в глазах и копной седых волос, напоминающей птичье гнездо.
Лион расхохотался.
– Да уж, к чести моего мужа, – заговорила Ольвия, – он действительно сумел сохранить себя в полном здравии и уме.
– Во всяком случае, пока, – перебил ее Питер.
– Ну теперь вам уже ничего не угрожает, – успокоил его Лион.
– Как знать, как знать… – пробормотал Питер и внимательно посмотрел в сторону игрового поля.
Джастина с Молли отошли еще не очень далеко, и поэтому у Питера была надежда догнать их.
– Ну что ж, я оставляю вас двоих, – обратился он к Лиону и Ольвии, – и надеюсь, что скучать вы не будете.
– Я действительно очень рад, что вы приехали, – обратился Лион к Ольвии и повернулся в сторону Питера. – А вам, мистер Бэкстер, я желаю хорошей игры и полного самообладания.
– Очень актуально, очень актуально, – согласился Питер, – когда мяч не слушается меня, я просто прихожу в бешенство…
V. ОКСФОРД
Ольвия
– Прошу прощения, – сказал Лион, когда они остались наедине с Ольвией, – вечером нам не удалось поговорить… У меня из головы не выходит мысль о том, что я, кажется, о вас что-то слышал. Правда это было давно: я даже не могу припомнить когда.
– Вполне возможно, – Ольвия скромно потупила взор. – Я сама художник и была довольно известна в шестидесятые годы благодаря своим геометрическим картинам.
– О! – удивился Лион. – Весьма польщен. Очень приятно познакомиться с интересным человеком. Но почему вы говорите о себе в прошедшем времени? Насколько я знаю, если художник становится известным, то слава не покидает его до конца жизни. Наверное у вас есть какие-то глубокие причины, раз вы говорите именно так?
Ольвия устало вздохнула.
– Видите ли, – обратилась она к Лиону, – художники, которые остаются известными до конца жизни, обычно до своих последних дней эксплуатируют одну и ту же находку, один и тот же прием, который когда-то принес им славу. А у меня совершенно другой характер. Хоть мои первые картины, благодаря которым я приобрела известность, и были проданы очень дорого – я, так сказать, ни минуты не почивала на лаврах: я продолжала экспериментировать.
– Весьма смелое решение, – отозвался Лион.
– В принципе я согласна с вами, потому что тот стиль, который я открыла, ту же вошел в моду, а так как я в нем перестала работать, то вместо меня в нем сорвали куш десятки других художников, которые нагло копировали мои картины.
Лион вздохнул:
– Невеселая история.
– Что вы, – успокоила его Ольвия, – деньги далеко не самое главное в нашей жизни. Я всегда ценила превыше всего свободу. А если ты имеешь деньги – ты уже не свободен, ты становишься их рабом.
– С вами нельзя не согласиться, – невесело улыбнулся Лион. – Но живопись…
– А что живопись? – поморщилась Ольвия. – Я зная многих художников, которые ценили творчество превыше всего в жизни, а поэтому становились такими же рабами – только зависели не от денег, а от своих картин.
Лион посмотрел на нее с удивлением: такие мысли никогда не приходили ему в голову.
