Лицо Уистена в одночасье помрачнело.
– Боюсь, что это невозможно, – произнес он, прикуривая.
– Почему? – неожиданно громко, на весь зал воскликнул Патрик. – Почему? Ведь вы обещали!
Выпустив из носа струйку голубоватого дыма, Уистен объяснил:
– Дело в том, что пока вы сидели в тюрьме, ваших детей усыновили…
– Что? – вне себя от изумления, воскликнул Патрик. – Что вы сказали?
– Уолтера и Молли усыновили, – повторил Уистен, кладя сигарету в пепельницу.
– Но кто дал право?
– По закону, если родители отбывают пожизненное заключение, их детей можно усыновить… Даже не спрашивая о том родителей…
– Но кто?
Уистен вздохнул.
– Этого я не знаю… Во всяком случае, законным путем установить это невозможно… Ни один нотариус, ни один чиновник из воспитательного дома никогда не пойдет на то, чтобы разгласить тайну усыновления, – сказал Уистен и отвернулся.
Патрик, отрешенно глядя перед собой, произнес, обращаясь скорее не к собеседнику, а только к себе одному:
– Так я и знал… Так оно и случилось… – он немного помолчал, после чего, подняв на О'Рурка полные слез глаза, горестно выдавил из себя: – за что?
V. ОКСФОРД
Джон
С недавних пор внимание Джастины привлек новый сосед – небольшого роста мужчина с подвижным, очень богатым мимическими оттенками лицом, с глубоко посаженными глазами, седоватый, коротко стриженный, в любую погоду – и в дождь, и в солнце – всегда ходивший в застегнутом наглухо черном плаще.
Во всем облике этого нового соседа было что-то такое, что вызывало если и не явную настороженность то, какое-то смутное подозрение – этот человек, как сразу же отметила Джастина, относился к тому типу людей, которых констебли обычно безо всякого на то повода задерживают на улицах, на кого часто показывают пальцем, когда речь идет о каком-то нераскрытом преступлении, короче – к типу людей, неприятному для окружающих.
А чем же?
Одному Богу известно…
Во всяком случае, сама миссис Хартгейм не могла этого определить.
Джастина всегда доброжелательно относилась к незнакомым людям но, глядя на нового соседа, часто ловила себя на мысли, что он вызывает у нее какие-то неприязненные чувства, а почему – и сама не могла сказать.
Как случайно выяснилось из какого-то разговора, этот человек недавно то ли купил, то ли снял внаем один из коттеджей, расположенных неподалеку от дома Хартгеймов – как раз напротив, через дорогу.
Новый сосед сразу же облюбовал небольшую скамейку, находившуюся неподалеку, против входной калитки на участок Хартгеймов – и часто сиживал там с книгой в руках.
Джастине этот человек показался кем-то до боли знакомым – она была просто убеждена, что где-то прежде уже видела его…
Но где?
Сколько ни размышляла об этом миссис Хартгейм, сколько ни ломала голову, сколько ни воскрешала в своей памяти самые разнообразные ситуации, в которых присутствие этого мужчины в наглухо застегнутом плаще было бы правдоподобным, но так и не могла вспомнить, где и когда она могла встречаться с этим странным человеком.
Может быть, здесь, в Оксфорде, он приходил на репетиции спектакля? Ведь иногда к ним забредали одинокие театралы, любители Шекспира…
Нет, не то… Все, кто приходил на репетиции, так или иначе считали своим долгом подойти к миссис Хартгейм и задать ей несколько ни к чему не обязывающих вопросов или, что хуже – сказать несколько банальных, неизбежных в подобных случаях комплиментов, вроде того, что он – давний поклонник актерских талантов Джастины О'Нил.
Нет, этот человек вряд ли был театралом, завсегдатаем репетиций.
Может быть раньше, до того, как они окончательно перебрались в этот милый, тихий университетский городок?
Тоже маловероятно.
Джастина обладала довольно цепкой памятью, и могла поклясться, что никогда не встречала этого человека – во всяком случае, до того, как они с Лионом переехали на Британские острова.
Джастина пристально вглядывалась в его лицо, стараясь вспомнить, откуда же оно ей знакомо, а потом, рассердившись на себя за то, что она тратит время на такое никчемное занятие, оставила незнакомца в покое.
Еще бы!
У нее были куда более неотложные дела – Уолтера наконец-то выписали из клиники, но нога еще была в
