– Мы не жалуемся…
– Я вас об этом и не прошу…
– Ели столько, сколько нам полагалось, – с недетской серьезностью ответил мальчик.
– Но если вы действительно голодны, – продолжал Хартгейм, – если вам действительно хочется есть… Прошу вас, не отказывайте себе ни в чем…
– Нет, сэр, спасибо, нам больше не хочется, – поблагодарил Уолтер, поднимаясь из-за стола. – Большое спасибо…
Лион хотел было еще что-то сказать, но в самый последний момент почему-то передумал – видимо, он решил, что будет лучше, если этот разговор состоится хотя бы через несколько дней…
Да, детям просто надо привыкнуть к новой обстановке, к такой крутой перемене в их жизни…
Ведь это так естественно!
– Может быть, хотите еще чего-нибудь? – предложила Джастина.
– Нет, большое спасибо, с нас достаточно, – повторил Уолтер с подчеркнутой вежливостью, стоя у стола и неловко переминаясь с ноги на ногу.
Джастина, хозяйка сегодняшнего праздничного ужина, улыбнулась:
– Пожалуйста… Я очень рада, если моя стряпня понравилась вам…
Молли, в последний раз посмотрев на пирог, с явным неудовольствием встала со своего места и, сделав неуклюжий книксен, произнесла:
– Благодарю вас…
И вновь за столом возникла тягостная, очень неловкая пауза.
Сколько всего хотелось теперь сказать детям и Лиону, и Джастине!
Сколько за это время накопилось в них невысказанной любви, сколько нежности – и теперь, когда пришло время проявить эти качества, они оба растерялись…
Наконец, после длительной паузы, Джастина, поднявшись из-за стола, произнесла:
– Уже поздно… Давайте, я отведу вас наверх, в вашу комнату…
В ту ночь Лион Хартгейм, долго, слишком долго не мог заснуть.
Не могла заснуть и Джастина…
Вот уже целый час она лежала в кровати, широко открыв глаза, и смотрела, как из-за тяжелой портьеры медленно выползает мутная, но, тем не менее, очень яркая, какого-то неестественного цвета полная луна – такие люминисцентно-желтые луны бывают только здесь, в Англии…
Джастина повернулась на бок, почувствовав прикосновение руки мужа. Она увидела, что Лион не спит. Он ласково, но с потаенной грустью смотрел ей в лицо, положив свою горячую ладонь на ее спину. Спустя несколько минут он порывистым движением прижал ее к себе, и они некоторое время молча лежали и смотрели друг на друга, думая, наверное, об одном и том же… Наконец Лион спросил:
– Ну, что скажешь?
– Ты об Уолтере и Молли?
Лион, присев на кровати, подложил под спину подушку и потянулся к ночнику.
– Можно включить?
– Включи, – ответила Джастина, – я все равно не засну…
– Я тоже…
Лион щелкнул выключателем – спальню залил ровный зеленоватый свет торшера.
Джастина, приподнявшись на локте, посмотрела на часы, лежавшие на тумбочке.
– Боже, уже половина второго, – произнесла она, – а мне завтра утром на репетицию…
С завтрашнего дня в театральной студии возобновлялись занятия…
– …и меня опять будет мучить мигрень, – закончила она.
Лион вздохнул.
– Мигрень – не самое страшное, что может мучить человека, – произнес он. – В жизни есть вещи и пострашнее головной боли…
Кутаясь в одеяло, Джастина поднялась и задернула портьеру.
– Не могу больше смотреть на эту луну, – произнесла она таким тоном, будто бы в чем-то оправдывалась, – знаешь, я человек не суеверный, но всегда, когда смотрю на луну, испытываю какое-то непонятное чувство… Будто на меня что-то давит…
Лион промолчал – конечно же, он хотел поговорить с ней совсем о другом…
Наверняка, и Джастина хотела говорить с ним о том же, но не знала, с чего начать… Повернув светильник так, чтобы свет не бил в глаза, Лион спросил:
– Что ты думаешь обо всем этом?
– О детях?
