скрывали упавшие волосы. Никто, глядя на картины, никогда не догадается, что Мак рисовал свою жену.
Никто, кроме Мака.
— Неплохо получилось.
Мак погрузил кисточку в стеклянный кувшин, наполненный скипидаром.
— Да ты что? — удивленно воскликнула Изабелла. — Картины удивительно хороши. Мне казалось, ты говорил, что утратил свои способности писать маслом.
— Правильно.
Мак вытер кисточку тряпкой и поставил ее вверх щетиной в кувшин сохнуть.
— Возможно, тебя вдохновила тема. Женщина, готовая к игре.
— Меня вдохновила натурщица.
— Ой, только не надо говорить, что я твоя муза, Мак, — округлила глаза Изабелла. — Ты блестяще работал до того, как встретил меня.
— Я знаю только одно, — пожал плечами Мак. — Когда ты ушла от меня и я перестал пить, я не мог сделать ни одного мазка кистью. Но вот ты здесь, и вот то, что я сделал.
Да, это были эротические картины, но не в той неприкрыто грубой манере, в какой его друзья размышляли об эротике.
Эти картины представляли собой самые удивительные работы, какие когда-либо создавал Мак.
Возможно, алкоголь был тем самым катализатором, который до встречи с Изабеллой придавал его холстам убедительность, но после встречи с ней…
Мак попал в самую точку: Изабелла стала его музой. Когда он перестал пить и Изабеллы не оказалось рядом, его талант покинул его. А теперь он вернулся.
Эти полотна подарили Маку головокружительную надежду, вознесли его на вершину счастья. Он понял, что может писать картины, будучи абсолютно трезвым. Единственное, что ему для этого нужно, — быть опьяненным Изабеллой.
— Ну что ж, — Изабелла продолжала изучать картины, — по крайней мере ты сможешь заставить отвратительного Рэндольфа Мэннинга подавиться его пари. Ты выиграл.
— Нет, — тихо сказал Мак, — я проиграл. Я отыщу своих друзей и скажу им, что проиграл.
Глава 18
Изабелла уставилась на Мака, который как-то странно смотрел на картины. Он распахнул рубашку на разгоряченном теле, но оставил на голове красный платок.
— О чем ты говоришь? — требовательно спросила Изабелла. — Эти картины превосходны, именно то, что надо твоим друзьям.
— Изабелла, милая, меньше всего мне хочется, чтобы Рэндольф Мэннинг и остальные мои так называемые друзья смотрели на тебя на этих картинах своими похотливыми глазами.
— Но они и не будут. Я хотела сказать, что они не будут знать, что это я. Вот и все. Ты пригласишь Молли и пририсуешь к моему телу ее голову.
— Нет, — покачал головой Мак, — я не стану этого делать.
— Мы же договорились. Молли всегда согласна поработать, ты же знаешь, ей нужны деньги для ребенка.
— Мы ни о чем не договаривались.
На лице Мака появилось упрямое выражение, и это означало, что ни сам Бог, ни его ангелы не смогут заставить его изменить принятое решение.
— Это ты предложила мне перемешать головы и тела. Только я не помню, чтобы выражал свое согласие с этим.
— Ты самый несносный человек, Мак. Ну и что ты собираешься им сказать? Зачем сознательно проигрывать пари?
— Я скажу им, что они были правы, — Мак снял с головы платок, — что я стал слишком последовательным блюстителем нравов, чтобы рисовать такие картины.
— Но это не так. Я не позволю им смеяться над тобой!
Мак сел на импровизированную кровать и, откинувшись назад, оперся на локти. Хотя на последней картине кровать выглядела шикарной, в реальной жизни это был матрац, задрапированный красной тканью.
В распахнутой рубашке виднелась покрытая испариной грудь Мака, волосы были взлохмачены, на голых ногах бугрились прекрасно развитые мускулы. Тот факт, что этот поразительный мужчина выбрал Изабеллу стать его любовницей и женой, до сих пор изумлял ее.
— Ты знаешь, почему эти картины так хороши? — спросил Мак.
— Потому что ты блестящий художник?
— Потому что я безумно влюблен в женщину, которую писал. Любовь здесь присутствует в каждом мазке, в каждой капельке краски. Я не мог так работать, когда позировала Молли, потому что для меня она была только натурщицей, как ваза с цветами. А ты — настоящая. Я познал тебя на вкус, на запах, на ощупь — все это великое множество оттенков и ощущений. Я люблю каждую частичку тебя. Вот все это я и воссоздал на полотне, и никто в мире не должен видеть эти картины, кроме нас двоих.
— Но ты так много работал. — Его слова согрели Изабеллу, сделали более уступчивой. — В твоем клубе тебя поднимут на смех.
— Меня больше не волнует, что думают обо мне эти пустоголовые развратники. Где все они были, когда я страдал и думал, что умираю? Беллами был рядом, и Йен. Кэм и Дэниел. Даже Харт приехал, чтобы помочь мне. А джентльмены, которые утверждали, что они мои друзья, либо мучили меня, либо исчезали. — Мак посмотрел на картины, и на его лице заиграла улыбка. — Пусть они смеются надо мной, но эти картины — только для нас, жена. И больше ни для кого.
— Они заставят тебя присоединиться к оркестру Армии спасения,[6] — с несчастным видом сказал Изабелла.
— В свободное время я тренировался, — засмеялся Мак и встал с импровизированной кровати. — И хорошо играю на тарелках.
— У тебя нет никаких тарелок.
— Кухарка разрешила мне взять крышки с кастрюль. Ты понимаешь, любовь моя, я хочу, именно хочу проиграть это пари. Я буду счастлив проиграть это пари.
Мак подошел к Изабелле и поцеловал ее медленным поцелуем, и стало понятно, что он хочет целовать ее всю ночь.
— Пойдем со мной, мой ангел, — попросил Мак. — Я буду с радостью петь проповеди за трезвый образ жизни на углу улицы, если буду знать, что ты рядом.
— Это, наверное, самая необычная просьба мужа к жене, — улыбнулась Изабелла. — Конечно, я пойду с тобой, Мак.
— Вот и хорошо. А сейчас…
Их ждала импровизированная постель. Изабелла поняла, что смеется, когда они с Маком решили воспользоваться ею по назначению.
