Деймиен приблизился, ловкими пальцами расстегнул корсет и юбки, которые она носила под платьем.
– Все снимай. Я хочу, чтобы на тебе ничего не было.
Он расшнуровал и сдернул с нее рубашку, потом ее, обнаженную, прижал к своему кителю и пробормотал:
– Моя. Прекрасная, прекрасная и моя.
Его поцелуй больше напоминал нападение. Пенелопа ощутила резкий напор языка и зубов. Все цивилизованные манеры слетели с Деймиена, как старая змеиная кожа. Прекрасный принц исчез, остался лишь настоящий Деймиен.
Он подхватил ее на руки, отнес к кровати и бросил на самую середину. Пенелопа приподнялась на локтях посмотреть, как он судорожно сдирает с себя одежду, расшвыривая ее по всему полу.
– Петри будет ворчать, – засмеялась она.
Деймиен зарычал, совсем как дикий зверь из какой-нибудь древней сказки. Обнаженный, он вскочил на кровать и с животной грацией передвинулся на середину.
– Я хочу тебя, – заявил он. – Хочу сделать это сильно и быстро и не могу разводить нежности.
Сердце Пенелопы отчаянно забилось, по ее спине пробежала чувственная дрожь.
– Делайте все, что хотите, ваше высочество, принц Нвенгарии, – с притворной покорностью произнесла она.
Это было ошибкой. Его глаза потемнели, в них мелькнула безумная тень, вожделение победило разум.
Деймиен перевернул ее на спину, мощной рукой сгреб оба ее запястья и пригвоздил вытянутые над головой руки к постели. Коленом раздвинул ей ноги, приподнял бедра и резко вошел в нее.
Пенелопа вскрикнула. Она многое уже испытала с ним, но это превосходило все. Его могучие броски касались тех мест у нее в глубине, куда никто и ничто раньше не проникало, будили чувства, о существовании которых она даже не подозревала. Пенелопа стонала при каждом его вторжении, а он не останавливался ни на мгновение, пока сам не достиг вершины, потом резким движением перевернул ее и с неослабевающей эрекцией снова вошел в нее.
Он взял ее трижды, прежде чем в изнеможении упал рядом с ней на кровать. Пенелопа, обессиленная и расслабленная, целовала Деймиена губами, распухшими от его зубов и языка. У нее было такое чувство, что он мог проделать это еще несколько раз, просто щадил ее и давал отдохнуть.
– Деймиен, – произнесла она чуть позже, когда к ней вернулся голос.
– Да, любовь моя, – прерывающимся голосом отозвался он.
– В Иванов день, когда мы сидели в той хижине, действие пророчества кончилось.
– Да. – Он поцеловал ее лоб мягкими губами.
– А я все еще люблю тебя. Я чувствовала, что пророчество уходит, но все равно любила тебя больше жизни.
Деймиен погладил ее волосы. В тени балдахина его глаза казались темными, почти черными.
– А сейчас?
– И сейчас.
Он долго-долго смотрел на нее.
– Я тоже почувствовал, как пророчество умерло. Но я и тогда, и всегда знал, что это не имеет значения. – Он снова ее поцеловал. – Я до сумасшествия тебя люблю, Пенелопа.
– Когда мы прибыли в Нвенгарию, опоздав на три дня, и все оказалось впустую, ты им был все равно нужен, – сказала она. – Ты не исполнил пророчества в срок, не сумел, но все равно был им нужен.
Деймиен улыбнулся, возвращая себе прежнее очарование и дерзость.
– Как раз этого Александр и не понимает. Некоторые вещи сильнее пророчества или магии.
– Любовь, – сказала Пенелопа.
Деймиен кивнул.
– Да, это самая могучая сила. – Он снова улыбнулся. – Мне следовало бы написать балладу.
Пенелопа дотронулась до его щеки и сонно улыбнулась.
– Лучше расскажи мне еще одну нвенгарскую сказку.
Деймиен усмехнулся. Пенелопа приткнулась к его плечу, слушая, как от смеха возникает теплое подрагивание у него в груди.
– Жила-была, – начал он, зарываясь пальцами в ее волосы, – прекрасная принцесса. Однажды к ней приехал прекрасный принц и увез ее за тридевять земель, в свое королевство.
– М-м… Мне нравится. – Она пальцем провела у него по животу. – И они жили долго и счастливо?
Он поцеловал ее, и у него вдруг перехватило горло.
– Они будут жить долго и счастливо. Обязательно. Клянусь тебе, так и будет.
«
