Саша пришел в себя. Он прижимался к Пенелопе и непрерывно дрожал, едва удерживая в руках фляжку с бренди, которую сунул ему Эган.
– Простите меня, ваше высочество, – прошептал он. – Я старый больной человек.
– Тебе пятьдесят два года, – отвечал Деймиен. – А замерзаем мы все.
Пенелопа чувствовала его скрытый гнев. Не на Сашу. На буран, на Александра, на пророчество. Его вынудили пуститься в это путешествие, искать принцессу, стремиться вернуться с ней к Иванову дню. Он злился из-за времени, растраченного во дворце регента, из-за задержки для получения особого разрешения на брак, из-за всех ритуалов, тоже занявших немало времени. Да и Пенелопу тоже пришлось долго уговаривать.
Деймиену хотелось бы прискакать на лихом коне, подхватить Пенелопу, представить ее нвенгарам, скинуть Александра и продолжать править. А они все его задерживали. Саша – своей фанатичной приверженностью ритуалам. Она сама – своим блеяньем о формальной свадьбе. Регент и разные дипломаты – требованиями уделить им внимание.
Теперь, даже если скакать во весь опор, они все равно не успеют прибыть в столицу вовремя и перед дворцом объявить себя принцем и принцессой Нвенгарии. Они уже проиграли.
И тогда Пенелопа прошептала Деймиену:
– Мы можем двигаться дальше вдвоем. Поедем вместе. Я выдержу.
В этот момент ветер взвизгнул с особой силой. Крыша задрожала так, словно была готова сорваться и улететь. Деймиен ответил ей в темноте:
– Нет, это убьет тебя.
Буран завывал, как будто насмехаясь над путниками. Они молча просидели всю ночь.
Наступил Иванов день. Буря не прекращалась. Сидя в холодной избушке, они достали скудный запас мяса и хлеба, разделили на всех бренди и воду. У них с собой было много кофе, его ароматный запах сочился из пакета, но не было возможности согреть для него воду.
Солнца было не видно, только слабый свет пробивался в щели двери и растрескавшихся ставней крошечного окна.
Пришел вечер. Буран все не унимался. Ветер даже усилился, с бешеной яростью колотя в стены, угрожая сорвать ветхую крышу. Саша безмолвно сидел, прижав к себе колени, по его лицу текли слезы.
– Пророчество не сбылось, – шептал он. – Слишком поздно.
Когда пришла ночь Иванова дня, дня, который должен был навеки соединить Деймиена и Пенелопу, она ощутила, что действие пророчества слабеет. Ее инстинктивная тяга к Деймиену, жажда его присутствия начала стихать.
Пенелопа поднялась и подошла к принцу, который стоял и смотрел в щель ставня. То, что сейчас было в ее сердце, отличалось от чувств, которые внушало ей пророчество. Сейчас это была привязанность к человеку, который шел на любой риск, чтобы спасти свое королевство. Но когда пророчество замолчит, он увидит в ней лишь обычную английскую девушку, у которой хватило глупости отказать джентльменам, просившим ее руки.
Опасаясь, что это будет в последний раз, она обняла Деймиена и положила голову ему на плечо.
Он повернулся и прижал Пенелопу к груди. Так они и стояли, обняв друг друга. Пенелопа чувствовала, что другие смотрят на них, в их глазах она видела сострадание. Тем временем Иванов день ускользнул в прошлое, и комнату заполнила пустота.
Буря длилась три дня. Затем ветер стих так же внезапно, как начался. Снег превратился в дождь, потом облака разошлись. Путникам явилась картина полурастаявших сугробов и скользкой грязи.
В эти три дня они ели, отдыхали, согревали друг друга почти без слов. Деймиен очень мало разговаривал с Пенелопой, а когда утром погода прояснилась, он даже не взглянул на жену.
Саша выглядел несчастнее всех. Когда все вышли наружу, Пенелопа потянулась, вдохнула свежий летний воздух, а Саша сказал, обращаясь к Деймиену:
– Не ездите дальше, ваше высочество, не ездите в Нвенгарию, прошу вас.
– И оставить страну на милость Александра? – гневно спросил Деймиен. – Мое место там. Я не сдамся ему.
– Он вас казнит.
– Но не без борьбы, Саша. Я не собираюсь покорно ему подчиниться.
– Саша прав, – вмешался Эган. Он вытряхнул плед, намотал его себе на плечи и снова стал прежним гордым Макдональдом. – Ты можешь вернуться в Англию, или во Францию, или в Рим – куда пожелаешь. Жить в каком-нибудь поместье со своей женой, стареть, толстеть и ни о чем не думать. У меня возле Инвернесса есть отличный дом, большой, красивый, светлый. Ты можешь жить там, сколько захочешь, и твои слуги, и Саша. Там чертовски хорошая рыбалка.
Деймиен улыбнулся, но до глаз его улыбка не добралась.
– Ты очень щедр, но – нет. Для меня теперь ты можешь сделать только одно – отвези Пенелопу назад в Англию. Ей нельзя здесь оставаться, она и так настрадалась.
Эган колебался, было видно, что он не согласен и собирается спорить, но потом покорно кивнул:
– Почту за честь.
– И Сашу тоже. Он заслужил немного отдыха и хорошей рыбалки.
Эган опять кивнул, а Саша вздернул подбородок, в глазах его читалась страшная обида. Пенелопа прокашлялась.
