Мелани рассеянно кивнула.
– Это значит, что я могу принять душ? – спросила она потом, затаив надежду.
– Вы чувствуете себя для этого достаточно сильной?
– Да, – уверенно ответила Мелани. Если бы только она смогла надолго встать под душ и вымыть волосы, прежде чем приедет Чарлз…
«Подожди минуту, – говорил ей внутренний голос. – Тебе хочется, чтобы он снова расчесывал твои волосы? Тебе хочется, чтобы он потанцевал с тобой? Разве ты забыла обо всем?» «Нет, – ответила она сварливому голосу. – Я ничего не забыла. Этот душ для меня».
– Хорошо, но постарайтесь, чтобы рана в брюшной области оставалась сухой. Принимайте душ в повязке и поменяйте ее сразу же после душа. Я оставлю вам несколько лишних бинтов, на случай если повязка намокнет. – Медсестра улыбнулась. Рана на животе практически зажила. Даже если на нее попадет немного воды, это не страшно, и радость Мелани от того, что она сможет принять душ, стоит этого риска. – Мне остаться на то время, пока вы будете принимать душ?
– Нет, спасибо. Со мной все будет в порядке. Увидимся в понедельник.
Мелани действительно чувствовала себя прекрасно, почти до самого конца. А потом все началось снова и, как обычно, без всякого предупреждения. Она почувствовала, что падает. Мелани прислонилась спиной к выложенной кафелем стене и тихо соскользнула по ней, распростертыми в разные стороны руками слегка задержав резкое падение на кафельный пол. Все ее тело дрожало от боли; каждый изувеченный и все еще не заживший нерв горел от внезапного резкого движения. Она испытывала все ту же старую боль – живое напоминание о том, что ее раны до сих пор не затянулись. Новых ран не было.
Прошли минуты – пять, десять, она не знала точно, сколько именно, – прежде чем Мелани смогла найти в себе силы протянуть руку и выключить воду. Это движение вызвало новый приступ сильной боли. Острые уколы, вызывавшие содрогание, долгое время ощущались то в одной, то в другой части тела. Мелани вскрикнула. Слабость не проходила, а боль была такой сильной, что Мелани еле сдерживала себя. Она нуждалась в помощи.
«Нет! – твердо сказала Мелани самой себе. – Это просто слабость. Ведь мне говорили, что я должна окрепнуть. И тогда боль пройдет. Я сама в состоянии помочь себе. Я должна это сделать».
Спустя двадцать минут, все еще лежа скорчившись на полу, Мелани начала дрожать от холода. Она выползла из ванной на шикарный, покрытый коврами пол. Мелани удивилась, откуда у нее нашлись силы. «Это просто слабость. Она пройдет». Слабость проходила, чтобы вновь охватить ее позже, в самый неожиданный момент. Боль тоже постепенно стихала – или же у Мелани появилось больше сил, чтобы терпеть ее?
Мелани поднялась с колен, зацепившись за мраморный бордюр. Она тяжело задышала, увидев отражение своего обнаженного тела в зеркале над бордюром. Мелани даже не пыталась рассмотреть все свои раны – ей хватало воспоминания об увиденном в больнице пурпурном шраме на груди, – но она мучилась от того, какими уродливыми и безобразными они могли быть. Теперь она сняла последнюю остававшуюся повязку, насквозь промокшую от воды, и увидела полную картину того, как она изувечена. Это было даже еще хуже, чем она себе представляла. Невероятным усилием воли она заставила себя смотреть на свое отражение.
«Это я, – думала Мелани. – Именно так я выгляжу теперь. Именно так я буду выглядеть всегда».
Слезы потекли из ее светло-голубых глаз, когда она с ужасом и еще не вполне веря, пристально смотрела на пурпурно-розовые шрамы, испещряющие ее когда-то красивые груди, обезображивающие ее живот и бедра, которые раньше образовывали мягкие округлости. Шрамы были не просто уродливыми, не просто неровными бесцветными отметинами, не просто поверхностными ранами, а проникали глубоко под кожу. Из-за этих шрамов фигура Мелани совершенно потеряла свои красивые очертания. Они разрушили мягкие превосходные контуры, навсегда оставив на ее теле углубления и изуродовав ее гладкую кожу.
«Вырезана, – думала Мелани, дрожа. – Меня вырезали, словно из дерева. Он забрал мое красивое тело и вырезал новое, абсурдно уродливое».
И тогда первый раз за все это время ее переполнила ненависть к тому человеку, который сделал такое с ней. До этого момента Мелани почти не думала о нем. Он не стал частью ее жизни. Он ворвался в ее жизнь всего на несколько тех ужасных минут. Но теперь Мелани поняла, что он – и та ночь – навсегда останется с ней. Она ненавидела его за то, что он сделал с ней. Каждый раз, когда она будет смотреть на свое отражение в зеркале, это станет для нее напоминанием об этой ненависти.
«Я просто не стану смотреть на себя», – твердо решила она, протянув руку за чистой шелковой ночной рубашкой и халатом.
Зачем ей смотреться в зеркало? Ведь это больше не ее тело. Оно не принадлежит ей. Она может постоянно прикрывать его и держаться на расстоянии от любого, кто может узнать, что скрывается под одеждой, – и тогда никто никогда ничего не узнает. Ведь ее лицо все еще оставалось привлекательным – как прежде. Ее красивое лицо и… шея. У Мелани перехватило дыхание, когда она увидела шрам, начинающийся у ключицы. До сегодняшнего дня этот шрам был закрыт чистыми белыми повязками. Но теперь его пурпурно-розовые щупальца были выставлены напоказ, выступая поверх воротника ее халата.
«Когда я вымою волосы и расчешу их, я выпущу их вперед, – думала Мелани. – Они прикроют шрам. А еще я могу покупать блузки, которые будут закрывать это уродство».
Но на сегодня ей придется прикрыться только своими волосами. Чарлз не заметит шрам. Мелани не хотелось, чтобы Чарлз узнал о ее уродстве. Она не хотела, чтобы он узнал, какой она стала.
Знакомая боль пронзила Чарлза, когда он подъехал к кирпичным столбикам, обозначавшим въезд в Уиндермир. Он не был здесь со дня похорон отца, которые состоялись через три дня после его смерти. Даже когда Эллиота не стало, и Чарлз мог бы жить здесь вместе с братом, Уиндермир так и не стал для него домом.
Чарлза остановили полицейские перед въездом в имение. Они проверили его документы, сверили его имя и фотографию с имевшимся у них списком, позвонили в дом, чтобы предупредить Джейсона, и разрешили Чарлзу проехать на территорию. Когда Чарлз ехал по дорожке из красного кирпича, он заметил, что белые клены подросли, а изумрудный лес стал более густым.
Джейсон встретил Чарлза на пороге, радушно приветствуя своего брата. Так было всегда.
Мелани появилась в холле перед входом сразу же, когда Чарлз и Джейсон вошли в дом.
