вредной».
С приветом М. Литвинов.
P. S. Я уже не говорю о том, что надуманные в Москве меры охраны требуют огромных валютных расходов, абсолютно ненужных.
М. Л.
(Архив Президента Российской Федерации. Ф. 57, от. I, д. 18, лл. 99-100. Подлинник)
(Шебаршин Леонид Владимирович — последний начальник советской внешней разведки. После провала ГКЧП в августе 1991 года исполнял обязанности председателя КГБ СССР.) В один из февральских дней 1982 года на военном аэродроме Кабула приземлился ничем не примечательный пассажирский самолет Аэрофлота, прибывший специальным рейсом из Москвы. Аэродром полностью контролировался советскими военными, афганская сторона в известность о грузах или пассажирах не ставилась, так что прибытие самолета не привлекло ничьего внимания. Осведомители оппозиции могли только зафиксировать его посадку.
Небольшая группа встречающих быстро разместила прибывших по машинам. Впереди автомобиль с опознавательными знаками афганской дорожной полиции, но с советским экипажем, несколько машин с советской же вооруженной охраной — и кавалькада понеслась по заснеженным кабульским улицам в направлении Дар-альАмана к посольству СССР. У самых посольских ворот машины резко повернули влево и, проехав несколько сотен метров, остановились около двухэтажного особняка.
Особняк арендовался представительством КГБ в Кабуле и предназначался для проведения конфиденциальных встреч с высокопоставленными лицами и размещения важных гостей из Москвы. В уютном, хорошо обставленном и чисто убранном доме, укрытом от посторонних глаз глухим забором, на два дня поселился прибывший в Кабул член Политбюро ЦК КПСС, председатель КГБ СССР Юрий Владимирович Андропов.
Все, что делала советская сторона в Афганистане, окутывалось завесой секретности. Визит Андропова был сверхсекретным, о нем знал только самый узкий круг советского руководства.
Андропов провел интенсивные беседы с некоторыми руководителями советских учреждений в Кабуле, с Б. Кармалем и Наджибуллой. В результате была сформулирована стратегическая задача советско-афганской стороны — в 1982 году покончить в основном с банддвижением на территории Афганистана. Упор при этом делался на военную силу…
… Андропов покидал Кабул во время жестокой снежной бури. Тяжелые военные снегоочистители не успевали сгонять снег со взлетной полосы, видимость приближалась к нулевой, ни один летчик не рискнул бы взлетать в горах в такую погоду. Но председателя КГБ уже ничто не могло удержать в Кабуле. Он выполнил здесь свою миссию, в Москве ждали неотложные дела. Андропов был человеком решительным и нетерпеливым, летчики — людьми мужественными, дисциплинированными и умелыми. По приказу председателя самолет взлетел и взял курс на Москву.
Для Юрия Владимировича короткий визит в Кабул имел неожиданные и неприятные последствия. Редкому посетителю афганской столицы удавалось покинуть ее хотя бы без желудочного заболевания. Андропову не повезло — он заболел оспой. Видимо, врачи не сразу поняли, с каким заболеванием они имеют дело. По рассказам, состояние больного быстро становилось безнадежным. Каким-то чудом жизнь Андропова была спасена, но предстояло ему прожить меньше двух лет.
(Приводится в книге Олега Калугина 'Прощай, Лубянка! '. Калугин Олег Данилович — бывший генерал- майор КГБ. Прославился в конце восьмидесятых годов обличением нравов своего ведомства. Живет в США.)
Среди персонала 1-го Медицинского института, связанного с Четвертым Главным управлением при Минздраве СССР, циркулируют разговоры о загадочности смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Андропова.
По мнению ряда специалистов в ГУ (Главном управлении), есть люди, которые на ранней стадии болезни Андропова умышленно вели неправильный курс лечения, что впоследствии привело к его кончине. На более поздней стадии ведущие специалисты страны были бессильны что-либо сделать…
Люди, залечившие Андропова, связаны с группировкой некоторой части партийных аппаратчиков в Москве, которым пришлись не по вкусу позитивные изменения и реформы, начатые Андроповым, в частности намерение отменить «кремлевский паек», призывы к личной скромности партийных работников, обращение к ленинским идеалам коммуниста.
Т)дин бывший ответственный сотрудник Госплана СССР подтвердил изложенное выше и добавил, что Андропова убрали. Мне трудно было оценить достоверность информации…
Приложение N 24: ИЗ ОТКРЫТЫХ ИСТОЧНИКОВ
(Мухитдинов Нуриддин Акрамович — в 1957-1961 гг, секретарь ЦК КПСС. На XXII съезде КПСС в 1961 году он, Фурцева и ее муж Фирюбин не были избраны членами ЦК. По версии Мухитдинова — за то, что появились на заключительное заседание съезда. С 1987 года на пенсии. Живет в Ташкенте.)
Последний раз я был в своем кабинете, в здании ЦК на Старой площади в восемь часов утра 31 октября 1961 года, то есть в день закрытия XXII съезда. После этого не заходил туда и никому из секретарей и работников ЦК партии не звонил.
Третьего ноября к концу дня ко мне приехал работник общего отдела, занимавшийся документами и другими делами Президиума ЦК. Сказал, что ему поручено привезти ключи от моего кабинета и сейфа в ЦК, а также имевшиеся у меня на руках документы Президиума и Секретариата. Отдал. Это был воспитанный, культурный человек, с ним у меня были добрые отношения. Он-то и сообщил мне доверительно в тот день, что Суслов, Козлов и Рашидов подготовили и передали Хрущеву проект постановления о выводе меня и Фурцевой опросным путем из состава членов ЦК КПСС.
Четвертого марта 1962 года мне позвонили на работу (Мухитдинов приступил к исполнению обязанностей заместителя председателя Центросоюза. — Н. З.) из общего отдела ЦК и сообщили:
— Завтра в девять часов прибыть в Кремль на заседание Президиума ЦК.
Конечно, не сказали — по телефону не положено, — по какому вопросу.
Наутро у подъезда Свердловского зала меня встретил подполковник:
— Товарищ Мухитдинов, я провожу вас.
Не задавая вопросов, прошел с ним, вдвоем поднялись на лифте, вошли в приемную Президиума. Там уже сидели несколько человек. Дежурный секретарь зашел в зал и, выйдя, пригласил:
— Входите.
Вошел. Все члены, кандидаты в члены Президиума, секретари в сборе, председательствует Хрущев. В конце длинного стола стоит Фурцева и, рыдая, говорит что-то. Я сел с краю, в углу. От Фурцевой требовали объяснений, почему не явилась на заключительное заседание съезда. От волнения и слез она еле говорила, и ей предложили сесть. Вызвали и ее мужа Фирюбина, заместителя министра иностранных дел, избранного на этом съезде кандидатом в члены ЦК. Оказалось, он тоже не присутствовал на заключительном заседании съезда.
Никита Сергеевич крепко ругал его. Напомнив прежние ошибки, он сказал:
— Как партийный работник в прошлом, как муж, вы должны были проявить волю, ум, — не только самому явиться на съезд, но и предотвратить позорные действия жены.
Он извинялся, выражал раскаяние. Никита Сергеевич дал знак мне. Подошел, остановился у края длинного стола.
— А вы почему не пришли?
В ответ произнес одно слово:
— Заболел.
При общем молчании он продолжил:
— Мы вас так высоко подняли, создали условия, прислушивались к вашим предложениям,