— В спальную комнату не пойду.
Опять подключился Плеханов, в два голоса они настояли:
— Ну посмотри. Люди же ждут.
Вместе с ними я снова поднялся в дом. Вся группа попрежнему сидела в холле. О чем-то негромко переговаривались, вполне спокойно, без видимого напряжения. Я уловил главное: в Москве что-то случилось. Но нашей службы это не касается. Болдин и Плеханов присоединились к группе, а я направился в кабинет. Опять — пусто. С минуту постояв, развернулся и мимо всех молча направился к себе.
Вскоре вернулся Плеханов.
— Что случилось-то? — снова попытался я выяснить.
— Да дела какие-то у них…
Заговорили о радикулите, как это произошло. Как еще раньше Раиса Максимовна вызвала начальника отдела и велела заменить хрустальные люстры в домике на пляже на другие — попроще. И опять в тон общего разговора спросил:
— Для чего группа-то, Юрий Сергеевич?
Он снова засмеялся и повторил:
— Да успокойся ты, успокойся, все в порядке.
Тут я снял домофонную трубку. У Горбачева должен загореться огонек, если он на месте — поднимет трубку… Но Плеханов объявил:
— Не трогай. Телефон не работает.
Тут я понял: хрущевский вариант. Вся связь отключена.
Мы вышли на улицу, остановились возле нашего подъезда. На выходе из гостевого дома появились визитеры. Плеханов громко, через дорогу, спросил:
— Ну, что там?
Болдин так же громко ответил:
— Да ничего… Нет, не подписал.
Ответил разочарованно, но спокойно, как будто и предполагал, что так оно, вероятно, и будет.
Плеханов двинулся им навстречу, и они о чем-то беседовали.
Если бы Михаил Сергеевич хотел изменить создавшееся положение!
Ребята были у меня под рукой. В моем подчинении были резервный самолет Ту-134 и вертолет. Технически — пара пустяков: взять их и в наручниках привезти в Москву. В столицу бы заявились, и там еще можно было накрыть кого угодно. Было еще только 18-е… Что же Горбачев — не смекнул? Не знал исхода? Но как же тогда мы, охрана, могли догадаться?
Для меня, как начальника охраны, главный вопрос: угрожало ли что-нибудь в тот момент жизни президента, его личной безопасности? Смешно, хотя и грустно: ни об угрозе жизни, ни об аресте не могло быть и речи. Прощаясь, обменялись рукопожатиями. Делегация вышла от Горбачева хоть и расстроенная, но, в общем, довольно спокойная: не получилось, и ладно, они этот исход предполагали. Что будет дальше, не знали ни Горбачев, ни те, кто к нему пожаловал.
О чем они там советовались после неудавшейся беседы — не знаю. Плеханов двинулся ко мне и завел в кабинет.
— Михаил Сергеевич продолжит отдых. Генералов остается начальником охраны на объекте, а вместо тебя… Кого ты оставляешь?
Вошел Климов.
— Вот, Олег будет выполнять твои обязанности. А тебе — три минуты на сборы, полетишь с нами в Москву.
Я — работник КГБ. Генерал КГБ. Там, в КГБ, я получал зарплату, много лет назад там, в КГБ, я давал присягу и этой могущественной организации был всецело подчинен, более того, именно Плеханов непосредственно ввел меня в кабинет Горбачева, и он же своей властью отстраняет меня от работы.
Разговоры о том, чтобы вывести охрану президента СССР из-под крыши КГБ, велись давно. Александр Николаевич Яковлев убеждал в этом Горбачева. Во всех цивилизованных странах охрана подчинена президенту. Мы, охрана, и я в том числе, были «за». А Плеханов — против.
— Президента станет охранять только его личная охрана, — говорил он Горбачеву, — а так этим занимается весь КГБ.
Теперь с моей стороны речь шла об элементарной воинской дисциплине.
— Это приказ? — спросил я.
— Да! — ответил Плеханов.
— Вы меня отстраняете? За что?
— Все делается по согласованию.
— Давайте письменный приказ, иначе не полечу. Дело серьезное, вы завтра откажетесь, а я как буду выглядеть?
Плеханов взял лист бумаги, ручку, сел писать.
— У меня веыя на пляже, — сказал я.
— Пришлют. Три минуты на все.
Я собирал то, что было под рукой, а он писал приказ.
Вошел Болдин.
— Поехали!
Плеханов:
— Сейчас. Один момент.
Он протянул мне письменный приказ.
— На, ознакомься.
Арест — не арест? Оружие не отобрали. Я достал из сейфа пистолет и подвесил его на ремне.
У выхода из дома увидел доктора.
— Не поминайте лихом, будьте здоровы.
Конечно, мои начальники хорошо понимали, что оставить меня на даче нельзя, на сговор с ними я бы никогда не пошел, продолжал бы служить президенту верой и правддй, как это было всегда. Это значит, что я обязательно организовал бы отправку Михаила Сергеевича в Москву, не говоря уже о налаживании связи со всем миром, повторяю, и экипажи дежурных самолета и вертолета, и все наличные силы на территории дачи подчинялись мне.
Могу поставить себе в достоинство: мои шефы, зная меня хорошо, даже не пытались войти со мной в сговор.
Выехали на трех «Волгах». На заднем сиденье возле меня сидел Плеханов, впереди начальник крымской «девятки» полковник Лев Толстой. По дороге ни с кем не обмолвился ни словом…
… Много я размышлял потом. А если бы Горбачева действительно приехали арестовывать? Силой? Мы бы не дали. Завязалась бы борьба. Но если бы Крючков или его заместитель, или тот же Варенников предъявили ордер — мы бы подчинились. Подчинение воинской дисциплине — мой долг, этому я присягал.
Если суждено было случиться тому, что случилось, хорошо, что все произошло именно так. Без замыслов ареста, угроз, насилия, шантажа. То есть в данном случае подчинение дисциплине не разошлось с нравственным пониманием долга.
Какая там физическая угроза устранения… Даже душевный покой президента в тот день че нарушили. Мы улетели, а он отправился на пляж. Загорал, купался А вечером, как обычно, в кино.
Забеспокоился он много позже, спустя более суток. То есть вечером 19 августа, когда Янаев на пресс- конференции объявил его, Горбачева, больным…
Ельцин, придя к власти, быстро сделал правильный, очень важный шаг — личную охрану вывел из-под власти КГБ, сделал ее действительно личной, подчиненной только ему…
… Внуково — 2.
Суета. Бегают солдаты.
Баранников. Шахрай. Станкевич. Подъехал Бессмертных. Меня удивило, что Баранников — министр внутренних дел, не знал, в каком самолете летит Горбачев.
— Во втором? — спросил он меня.