— Давайте наперегонки до вершины, — вдруг предложил Леон, и его глаза озорно блеснули, — или ваши преклонные годы уже не позволяют бегать?
— Ничуть! — бросила Рени, принимая его вызов. С веселым смехом они карабкались по крутому каменистому склону, поросшему вереском. В Леоне сейчас было невозможно признать парижского кутюрье, он скорее походил на школьника, а Рени — на его младшую сестренку. Она не уступала ему в проворстве, и они финишировали одновременно. Ступив на травянистую вершину они оба плюхнулись на траву.
— Вот здесь-то мы и остынем! — воскликнула Рени.
— Да, здесь ветерок. А вы бегаете как лань, — восхищенно сказал Леон. — Вот перед вами наш таинственный лес.
Он пружинисто поднялся на ноги и взмахом руки указал ей на открывшийся вид. Рени приподнялась и, опершись локтями о землю, огляделась вокруг. Она находились на островке посреди буйно зеленеющего моря, из которого то здесь, то там выступали устремленные вверх красные неровные скалы. Сейчас, в лучах заходящего солнца, вся эта картина походила на край света. Запах хвои поднимался к самому небу, а прямо снизу, из гущи деревьев, доносилось любовное воркование голубей.
— Да, вы правы. Это сказочный лес, — медленно проговорила Рени.
— А вы — Спящая красавица. Вы лежите в своем заколдованном Дормантском лесу и ждете Принца, который поцелует вас и снимет заклятье.
Он улыбался, глядя на нее сверху. Она торопливо встала.
— Я не красавица, и я не сплю, а вот мой нос, похоже, блестит.
— Вы красивая, и вы пока еще спите. Я все думаю, могу я сыграть этого Принца?
Он стоял вплотную к ней, и ее сердце, казалось, было готово выпрыгнуть из груди. Каждый нерв ее тела откликался на его близость; от волнения Рени побледнела, а ее глаза потемнели. Он спокойно стоял, испытующе глядя ей в глаза. Испугавшись, что он прочтет в них все, Рени резко отвернулась.
— Похоже, еще не время, — загадочно сказал он. — Спи дальше, малышка.
Рени поднесла руки к груди, тщетно пытаясь унять бешеный стук сердца, и острый лучик света блеснул и заиграл в камешках обручального кольца. Леон резко схватил ее левую руку и поднес к глазам, разглядывая бриллианты.
— Знак вашей помолвки? — спросил он. И не дожидаясь ответа, добавил: — Думаю, что это кольцо — обман.
Рени, застигнутая врасплох, не знала, что ответить.
— Просто… Нет, это не так. Она лихорадочно пыталась совладать с собой. Да, он угадал, но никак нельзя допускать, чтобы он узнал правду. У него в кабинете она едва не выдала себя, а ей ни за что не хотелось, чтобы в его глазах она стала одной из многих, кто не устоял перед его обаянием. Миф о Барри был спасительным убежищем, в котором она могла спрятаться от него. Да и от себя тоже.
Радуясь тому, что ей удается говорить бесстрастно, она спросила.
— Что же заставило вас так подумать?
Он все еще держал ее руку и, словно завороженный сиянием камней, поворачивал ее. Он бросил на Рени быстрый насмешливый взгляд.
— Ваш любимый, должно быть, очень самоуверен, если согласился отпустить вас одну в Париж на такое долгое время.
— Но он вовсе не… — запротестовала Рени, но тут же сконфуженно замолчала. Он не должен знать о том, как отреагировал Барри на эту поездку. Рени пришла в голову мысль: может, стоит сказать ему, что ее жених как будто скоро приезжает. Но пока она холодно сказала: — Не думаю, чтобы вас это как-то касалось.
— Нет? — Он выпустил ее руку. — Рени, поверьте, это не дерзость. Но для вашего будущего важно, чтобы я хорошо понимал ситуацию. Мне кажется, вы не любите этого молодого человека, — ваши глаза оставались холодными, когда вы говорили о нем. Я заметил это и в Ла Боле. — Рени была потрясена его проницательностью; этот человек видел ее насквозь. — Наверное, о вашем браке договорились родители?
Несмотря на страх, Рени развеселилась при мысли о том, как ее мать устраивает ее личную жизнь.
— Все совсем не так, — сказала она Леону, — У нас в Англии нет обычая, чтобы родители сговаривались о женитьбе детей. Но если мы не показываем своих чувств, как вы, французы, это не значит, что мы не умеем любить.
Она замолчала и покраснела до корней волос. Она поняла, что заставить Леона поверить в несуществующую любовь будет трудно, и ей мешало ощущение, что он не верит ей.
— То есть, вы полагаете, что это французы придумали такую l’amour и носят ее на голове вроде шляпки? — весело спросил он.
— Они считают себя знатоками в любви, разве не так? — резко спросила Рени. — Они постоянно пытаются доказать что это самое важное.
И тут Леон набросился на нее.
— Так вы думаете, что любовь — это ерунда?
— Она… Она очень часто лжет. Для брака более надежным основанием служат дружба и взаимопонимание.
В это она действительно верила когда-то, до тех пор пока не узнала любви; но сейчас эти слова звучали банально и неубедительно даже для нее самой, а Леона они, похоже, раздражали, так как он был вне себя.
— Могу заверить вас, что как бы мои соотечественники-мужчины ни превозносили l’amour, большинство из них рассматривают брак как деловую сделку, — жестко сказал он.
Слезы навернулись ей на глаза, и она, чтобы скрыть их, отвернулась от Леона и смотрела на горизонт за лесом. Очарование этого вечера безвозвратно ушло. Леон разбил его своими настойчивыми бессмысленными вопросами, которые были ей неприятны. А его последние слова больно ударили ее.
— Срок вашего контракта истекает в следующем месяце. Мне не удается продлить разрешение на ваше пребывание во Франции.
Она резко повернулась к нему, в ее глазах стоял ужас. Одно дело — уехать добровольно, и совершенно другое — быть выдворенной из страны, а если у нее не будет разрешения на работу во Франции, то разлука с Леоном будет неминуемой и безвозвратной.
— Мне очень жаль, — небрежно заговорил он, не сводя с нее глаз, — поскольку вы подавали надежды и могли бы иметь большой успех.
— Если это и так, то только благодаря моему сходству с Туанет.
— Ха, Туанет!
Как только было произнесено это имя, казалось, что-то встало между ними, — Леон помрачнел, и его лицо сделалось непроницаемым. Он словно постарел сразу на несколько лет.
— Вы все смотрите на меня как на Туанет, — в отчаянии закричала Рени, — но я не Туанет. И вы все равно рано или поздно разочаруетесь во мне.
— Не думаю, — спокойно сказал он. — Если говорить о вашем сходстве с ней, то оно чисто внешнее. У вас есть то, чего она была начисто лишена.
Рени озадаченно смотрела на него. В устах Леона такая характеристика его возлюбленной звучала странно. Но тут Рени осенила мысль. Может, его любовь не была взаимной? Обычно в таких случаях мужчины склонны считать женщину бессердечной, и уж кто-кто, а Рени знала, какие страдания доставляет безответная любовь.
— И успеха, я уверен, вы добьетесь, — продолжал он. — Проблема лишь в том, как оставить вас в Париже. Я не вынесу, если вы уедете, Рени.
Его голос дрогнул, а темные глаза смотрели с мольбой. Итак, он по-прежнему черпает в ней свое вдохновение. Она вспомнила тот случай с Пьером, когда он опустился до шантажа, чтобы добиться ее согласия, но сейчас он, похоже, был в растерянности.
— Тут, наверное, ничего не поделаешь, — уныло сказала Рени.
— Ну почему же? Вы… вы что-то придумали?
— Есть один выход, — нерешительно заговорил он. — Но в этом случае вам придется выбросить свое
