выдвигает на первый план объективные противоречия интересов России и других республик. Для последних сохранение на переходный период сложившихся ресурсопотоков и финансово-экономических отношений означает уникальную возможность реконструировать экономику за счет России. Для РСФСР, и так переживающей серьезный кризис, это серьезная дополнительная нагрузка на хозяйственные структуры, подрыв возможности ее экономического возрождения».
И второй тезис. «Объективно России не нужен стоящий над ней экономический центр, занятый перераспределением ее ресурсов. Однако в таком центре заинтересованы многие другие республики. Установив контроль за собственностью на своей территории, они стремятся через союзные органы перераспределять в свою пользу собственность и ресурсы России. Так как такой центр может существовать лишь при поддержке республик, он объективно, вне зависимости от своего кадрового состава, будет проводить политику, противоречащую интересам России».
Поняли? России рекомендовалось не иметь постоянно действующих надреспубликанских органов общеэкономического управления. То есть ей предлагалось отказаться от выполнявшейся прежде роли «ядра» мировой державы. Мотив — сохранив свои ресурсы для себя, быстро разбогатеем.
Разделял ли Ельцин эту концепцию, усиленно навязываемую ему ведущими идеологами «Демроссии»? По мнению Горбачева, до сентября, да и в самом сентябре Борис Николаевич еще не готов был окончательно принять эту «ошибочную философию» и действовать в соответствии с нею. Именно тогда, когда Ельцин колебался, Бурбулис и направил ему в Сочи записку-меморандум. Упрекая своего лидера за то, что якобы «утеряны плоды августовской победы», госсекретарь предупреждал находившегося на отдыхе Ельцина, что «хитрый Горбачев» времени зря не теряет, плетет сети, реанимирует союзный центр и его будут поддерживать республики. Все это России не выгодно, надо любой ценой предотвратить реализацию подобного сценария.
Что предпринял союзный президент, ознакомившись с вариантом, согласно которому должен быть разрушен целостный народнохозяйственный механизм государства?
— Я был встревожен, — говорит он, — и при очередной встрече с Ельциным завел с ним «концептуальный разговор» на эти темы. Он соглашался с моими аргументами и, как мне показалось, был тогда искренен. Впрочем, как я уже говорил, много раз бывало так: поговоришь с Борисом Николаевичем, убедишь его, условишься, как действовать, а буквально назавтра под чьим-то иным влиянием он поступает прямо наоборот. Такова уж эта неустойчивая натура. Так было и на сей раз…
Лингвистические тонкости
Принятое Госдумой 15 марта 1996 года постановление об отмене постановления Верховного Совета РСФСР от 12 декабря 1991 года, которым был денонсирован Договор об образовании СССР, всколыхнуло общество. Вновь вспыхнули жаркие споры: был ли распад СССР злым умыслом или это историческая необходимость?
«Злой умысел!» — считал Горбачев. По его словам, Президент России и его окружение фактически принесли Союз в жертву своему страстному желанию воцариться в Кремле.
В подтверждение экс-президент СССР привел эпизод, о котором ему рассказал один из депутатов Верховного Совета России, входивший в прошлом в круг рьяных сторонников Ельцина:
— После возвращения из Минска в декабре девяносто первого Президент России собрал группу близких ему депутатов, с тем чтобы заручиться поддержкой при ратификации минских соглашений. Его спросили, насколько они законны с правовой точки зрения. Неожиданно президент ударился в сорокаминутные рассуждения, с вдохновением рассказывал, как ему удалось «навесить лапшу» Горбачеву перед поездкой в Минск, убедить его в том, что будет преследовать там одну цель, в то время как на деле собирался делать прямо противоположное. «Надо было выключить Горбачева из игры», — добавил Ельцин.
Экс-президента СССР гложет обида? Возможно, ведь в конце декабря девяносто первого его спешно изгнали из Кремля, а в его кабинет немедленно вселился Бурбулис. Если следовать этой логике, то свои счеты к Президенту России были и у таких разных людей, как Руцкой, Рыжков, Зюганов и другие непримиримые оппозиционеры, которые глубоко убеждены, что даже в декабре 1991 года еще не были до конца исчерпаны возможности разумного трансформирования Советского Союза в новый тип союзного государства. По их мнению, несмотря на то, что в стране и были очаги напряженности (Карабах, Приднестровье), они по своим масштабам не несли прямой угрозы безопасности СССР в целом. Рвавшиеся к власти новые национальные элиты в отдельных республиках хотя и делали порой резкие заявления, на деле не помышляли о сколько-нибудь серьезных деструктивных действиях, способных взорвать обстановку в общенациональном масштабе, если бы чувствовали разумный подход российского руководства.
— С моей точки зрения, версия «пущистов» о «назревавшей войне» республик с центром весьма слабо стыкуется с итогами референдума 17 марта 1991 года, — утверждал Руцкой. — Ведь тогда три четверти (76 процентов имеющих право голоса) населения страны высказались за сохранение Советского Союза. Как тут не вспомнить слова Бориса Николаевича Ельцина о том, что «как бы ни закончился референдум, Союз не развалится. Не надо пугать людей! Не надо сеять панику в этом плане!» (15.03.1991), а также его заявление о том, что «Россия никогда не выступит инициатором развала Союза» (18.10.1991). Слова эти говорились тогда, когда заговор уже готовился. Вот пример политического цинизма, не правда ли?
«Процесс распада Советского Союза был настолько объективен, что его нельзя уже было реанимировать никакими средствами», — заявил Президент России 15 марта 1996 года в интервью российскому телевидению в связи с пятой годовщиной проведения референдума о будущем Союза ССР.
Оценивая Беловежские соглашения, Ельцин сказал, что процесс распада Союза продолжался уже несколько лет и был неизбежен. «Меня сейчас часто обвиняют в том, что я развалил Союз ССР, — это любимая тема коммунистов», — сказал президент. Между тем, по его словам, на референдуме он голосовал за сохранение Союза, да и Россия не первой объявила о суверенитете. Объясняя основную причину распада государства, президент подчеркнул, что союзные республики не верили руководству страны. Беловежские соглашения — это реакция на фактический распад Союза, попытка республик хоть что-то спасти».
Годом раньше эту же мысль высказал Бурбулис на заседании клуба «Свободное слово»:
— К моменту Беловежских соглашений Советского Союза как целостного государства уже не существовало. Можно сколько угодно писать книжек, вспоминать, — это все очень интересно и полезно, — но есть правовая реальность к тому моменту, есть экономическая реальность к тому моменту и есть социально-политическая реальность к тому моменту. Поэтому ничего спасти в том виде уже не представлялось возможным, все усилия были бы бессмысленными.
Чрезвычайно важно для понимания позиции «идеолога развала СССР», «серого кардинала», как окрестила Бурбулиса коммунистическая пресса, такое вот его объяснение на заседании упомянутого выше клуба:
— Когда меня спрашивают: «Каким понятием России вы, голубчики, руководствовались в свое время, стремясь к власти, с каким понятием России вы засыпали и просыпались, эту власть реализуя?» — я отвечаю так: «Мы руководствовались тем, что наша советская социалистическая система в конце 60-х годов оказалась в состоянии исторического тупика. Мы руководствовались тем, что не злонамеренный развал Советского Союза и не злодейство группки лиц, а объективно неизбежный распад этой системы в силу ее исторической исчерпанности и создал ту реальную практическую ситуацию, в которой мы оказались. Поэтому нами двигало не желание подсидеть Михаила Сергеевича и сделать пьедестал Борису Николаевичу. Я говорю о себе: мы искали наиболее щадящие пути, которые в какой-то мере регулировали бы этот неизбежный распад».
Найти их, эти наиболее щадящие пути из распадавшейся системы, и призвана была Беловежская встреча, о которой договорились руководители трех республик. В Беловежской пуще была сделана попытка сохранить прежде всего экономические связи — ведь у всех республик была одна система, совсем распадаться было нельзя, поскольку в одиночку не выстоять.
Упразднили ли «пущисты» Советский Союз? И Ельцин, и Кравчук, и Шушкевич неоднократно подчеркивали существенную особенность, которую никто не хочет принимать во внимание, а именно: СССР в подписанных ими соглашениях не упразднялся. Документы констатировали лишь, что Советский Союз
