ссоры. Надежда Аллилуева общалась с некоторыми троцкистами. Когда умер видный троцкист Иоффе, на кладбище при захоронении его были Зиновьев, Каменев и Надежда Аллилуева. Зиновьев в своей речи над гробом Иофе клеймил Сталина и называл его предателем Родины. Замечу, что ни одна жена члена Политбюро не присутствовала при похоронах Иоффе. Естественно, Сталин был поступком Надежды расстроен и озлоблен. Тут и надо искать причину смерти Аллилуевой.
Но вот еще одно свидетельство: «Я никогда, конечно, не видела жену Сталина, но Семен Михайлович, вспоминая ее, говорил, что она была немного психически нездорова, в присутствии других пилила и унижала его. Семен Михайлович удивлялся: «Как он терпит?».
Так говорила знатоку кремлевских жен Ларисе Васильевой вдова маршала Буденного — Мария Васильевна.
Говорили, что после смерти второй жены Сталин женился то ли на сестре, то ли на дочери Кагановича, которую звали Розой. У Лазаря Моисеевича сестра действительно была, но старшая, и звали ее Рахиль. Она скончалась задолго до смерти Надежды Аллилуевой, оставив пятерых детей. Дочь Лазаря Моисеевича, Мая, была в то время пионеркой. Женщина по имени Роза в роду Кагановича была, она приходилась Лазарю Моисеевичу племянницей и перебралась с мужем и сыном из Ростова в Москву после войны. Существовал даже якобы «салон Розы Каганович», откуда шли всякие повышения. В годы горбачевской гласности много писали о том, что дочь Кагановича Мая все-таки была женой Сталина, но не сразу после смерти Надежды Аллилуевой, а значительно позже, после войны.
И Лазарь Моисеевич, и Мая Лазаревна эту версию напрочь отрицали.
Тем не менее несколько человек, участвовавших в похоронах Сталина, независимо друг от друга, рассказывали автору этой книги, что они видели женщину в черном, шедшую за гробом генералиссимуса. Она держала за руку девочку, похожую на того, кого хоронили.
По другим рассказам, это был мальчик. И звали его Юрой.
— Это твой братик? — спросил у маленькой Маи Каганович один из тогдашних кремлевских детей, папа которого был членом Политбюро.
— Она смутилась и не знала, что ответить, — вспоминает он сегодня.
Мальчишка очень походил на грузина. Мать его куда-то уехала, а он остался жить в семье Кагановича. Как сложилась его судьба, неизвестно.
Поведавший эту историю человек уверен: хотя сестра или племянница Кагановича в действительности не была женой Сталина, ребенок от него у нее был.
Сама она якобы была очень красивой и очень умной женщиной, которая сумела понравиться Сталину. Их близость вроде бы и стала непосредственной причиной самоубийства Надежды Аллилуевой, жены Иосифа Виссарионовича.
Еще об одной женщине вождя рассказал в октябре 1999 года многолетний сотрудник его охраны Алексей Рыбин:
— После смерти Надежды Аллилуевой охрана замечала его встречи с одной-единственной женщиной — Рузадан Пачкория. Их связь продолжалась с 1938 по 1953 год. Рузадан была вдовой, известной в то время летчицей (позже работала на руководящих должностях в авиации), ослепительной красавицей, грузинкой по национальности, лет на двадцать моложе вождя. Она изредка приезжала к Сталину на дачу. Бывал и он у нее на московской и тбилисской квартирах. Встречи были глубоко законспирированными под видом консультаций по авиационной проблематике. Мы, охранники, никому не рассказывали об этом, пока Рузадан Пачкория была жива. Но в последнее время она не отвечает на письма, посылаемые по тбилисскому адресу. Видимо, Бог забрал ее душу. Ведь Рузадан была или 1907, или 1908 года рождения.
Глава 4
АГЕНТЕССА И ПРОФЕССОР
Первого декабря 1934 года в одном из коридоров Смольного прозвучал выстрел, унесший жизнь С. М. Кирова. Стрелял бывший партийный работник Леонид Николаев.
С тех пор не утихают споры: кто подослал убийцу? Последнее расследование, проведенное в 1988 году по решению горбачевского Политбюро, пришло к заключению: скорее всего, убийца был одиночкой.
Но вот обнаружены новые документы.
Таинственная визитерша
В 1934 году в Ленинградском горкоме партии работала инструктором культпропотдела молодая женщина по фамилии Лазуркина. Должность в партийном аппарате самая низшая, никудышная должностишка, но, как тогда писали, «ключевая». Хотя чаще всего инструкторы были безымянной функционерской массой.
Дора Абрамовна Лазуркина стала счастливым исключением. Ей, рядовой сотруднице горкома, удалось оставить о себе память неожиданным признанием, которое она сделала в 1971 году, будучи на пенсии. С тех пор имя скромной труженицы культпропотдела фигурирует рядом с громким именем Кирова, и особенно в тех версиях, сторонники которых настаивают на причастности Сталина и НКВД к убийству руководителя ленинградских большевиков.
— Когда Кирова убили, — диктовала состарившаяся партаппаратчица свои воспоминания на магнитофонную ленту, — прибежал ко мне секретарь Струппе — Иовлев, член партии с 1913 года, стал плакать. «Я совершил преступление», — говорит. И рассказал вот что…
Фамилия Струппе сегодня мало что говорит. Между прочим, в конце двадцатых — начале тридцатых годов его знали многие: П. И. Струппе занимал крупные посты, а в тридцать четвертом был председателем Ленинградского облисполкома. Должность Струппе важно назвать сразу, без нее трудно понять дальнейшее. Итак, что же рассказал пришедший к Лазуркиной секретарь председателя Ленинградского облисполкома?
— Месяц тому назад к нему пришла женщина, — ложились слова Лазуркиной на поверхность магнитной ленты, — и требовала обязательной встречи со Струппе. Иовлев сказал: «Струппе нет. Он уехал в область». Она настаивает: «Мне срочно нужен Струппе». Он говорит: «Струппе нет. Приедет только через три дня». И тогда она сказала вот что: позавчера, в воскресенье, наше НКВД было в Детском Селе, там собрались руководящие работники НКВД… Они напились, и было слышно, что они говорили об убийстве Кирова, разговор был неточный, но все же слышно было, что они говорили об убийстве Кирова…
Далее из магнитофонной записи, хранившейся все это время в партархиве Ленинградского обкома, следовало, что, когда Струппе вернулся из командировки, Лазуркина и Иовлев пытались найти эту женщину. Однако выяснилось, что она сумасшедшая и заключена работниками НКВД в психиатрическую больницу. По словам Лазуркиной, она сказала Иовлеву сразу же после рокового выстрела в Смольном:
— Знаешь что, идем сейчас же, приехала комиссия по расследованию убийства Кирова. Приехал Ежов. Пойдем к нему.
Иовлев согласился.
— Пришли, — звучит голос Лазуркиной с диктофона. — Ежов выслушал, сказал: «Я должен пойти к Сталину». Он пошел к Сталину и рассказал об этой истории. Сталин распорядился немедленно послать за этой женщиной. Она находилась в сумасшедшем доме. Ее привезли к Сталину, и все мы видели, как ее вели, она шла под охраной к Сталину в кабинет.
Сталин в те дни действительно был в Ленинграде. С группой членов Политбюро и целым поездом московских энкаведешников он выехал на место преступления. Действительно, ходила легенда о какой-то женщине, которую привозили на допрос к Сталину и которая сообщила ему, что случайно узнала о готовившемся убийстве Кирова еще в октябре — то есть почти за два месяца до трагедии в Смольном.
Однако рассказанный Лазуркиной эпизод вызывал много вопросов. Во-первых, сильно смущала более чем скромная должность Доры Абрамовны. Всего лишь инструктор культпропотдела… Возможно ли такое, чтобы к ней, по ее словам, «прибежал» секретарь председателя облисполкома, да еще партиец с
