ее мысли и обернулся. Холлис стояла неестественно прямо, покачиваясь на каблуках, всем своим видом подчеркивая охватившее ее желание. Потом она разгладила кринолин на груди, повела бедрами.
Юджин тем временем оживленно беседовала с тетей Дульсиной и мисс Фонтейн, поэтому Роман тут же воспользовался случаем и стал медленно пробираться сквозь толпу к Холлис. Взяв с подноса бокал лимонада со льдом, который держал на вытянутой руке чернокожий слуга, он подошел к Холлис, поклонился ей и вручил бокал.
— Если бы ты была кобылой, Холлис, — тихонько сказал он, — я немедленно послал бы за жеребцом. Боже мой, ты ведешь себя просто неприлично.
Холлис с удовлетворением отметила про себя, что Роман разговаривает с явным напряжением в голосе, что свидетельствовало о его возбужденном состоянии.
— Глядя на тебя, у меня возникают в голове неприличные мысли, — откровенно ответила Холлис, прикрывая глаза и высовывая кончик языка.
Роман с вожделением оглядел ее, чувствуя, что желание нарастает в нем все быстрее и быстрее. Сама мысль о Холлис уже горячила кровь, а когда она провоцировала его, да еще в самый неподходящий момент — например, на этом пикнике, где, наверное, человек сто собралось, чтобы отметить возвращение ее брата, где, помимо друзей ее отца, присутствовал и сам отец и где Роман являлся хозяином дома — тут уж он едва мог сдерживать себя.
— Веди себя прилично, — прошептал ей Роман, — а то я наброшусь на тебя прямо сейчас и прямо здесь.
— Это что, наказание за мои грешные мысли? Хорошо, но тебе придется сначала раздеть меня. Холлис потянулась к нему, чувствуя, как напрягаются мускулы у него под сорочкой. В одной руке Роман держал бокал, а другая была свободна, и Холлис осторожно взяла его за свободную руку.
— Хочешь наброситься на меня? Прямо сейчас и именно здесь?
Роман почувствовал, как у него перехватывает дыхание от вожделения. Холлис сверкнула глазами, притянула его ладонь к себе, придвинулась поближе и дотронулась рукой до его бедра. Роман, скрипнув зубами, отступил назад.
— Прекрати, Холлис.
А она, казалось, развлекалась таким образом, ей нравилось наблюдать его смущение. На секунду она опять надела маску серьезности, так как мимо проследовали две девушки, держа друг друга под руку.
— Агнесса, какое миленькое платье! — услышала она обрывок их разговора.
Девушки удалились, и Холлис опять придвинулась к Роману, а потом вдруг откинулась назад, прислонившись к стволу дерева. Роман оглядел ее фигуру. В тени листьев талия ее казалась размером не более восемнадцати дюймов, грудь светилась молочно-белым светом, и Роман почувствовал, как теряет над собой контроль.
— Ну, и как ты себе представляешь, где, каким образом? — жарко зашептал он.
— Старый летний домик. Туда никто не ходит. Дорожка выложена тоненьким ракушечником, поэтому мы сразу услышим, если кто-нибудь пойдет.
Летний домик находился на другом конце сада. Туда практически никто не забредал, это было действительно пустынное место…
Холлис вдруг неожиданно нырнула в кусты, Роман незамедлительно последовал за ней. Он уже физически ощущал, как пульсирует кровь в его венах.
Летний домик совсем зарос испанским мхом, который покрывал все пространство вокруг, все площадки и лесенки, там, где раньше леди прятались в тенистой прохладе от жары и пили лимонад со льдом. Ступеньки лестниц, покрытые мхом, издавали странные шелестящие звуки, когда Роман и Холлис поднимались по ним в домик. На секунду Роман потерял любовницу из виду, был слышен лишь шелест юбок, и вдруг неожиданно из темноты показалась белая, светящаяся фигура. Роман подошел к ней вплотную. Губы Холлис были влажные, серо-зеленые глаза светились как у кошки, щеки и шея покрылись алыми пятнами от возбуждения. Холлис выпустила свою страсть на свободу, и в ближайшее мгновение не представлялось никакой возможности загнать ее внутрь.
— Мне нравится, как ты на меня смотришь, — сказала она и повернулась к нему спиной. Роман стал медленно расстегивать крючки на ее корсете. Когда он дошел до последнего, Холлис улыбнулась и развернулась боком. Кринолин с шелестом упал к ее ногам. Роман как зачарованный смотрел на ее обнаженное тело. Движения Холлис были грациозны, как у русалки. Она прислонилась спиной к колонне, провела руками по бедрам. Роман подумал, что она похожа на ожившую мраморную статую.
— Боже мой, как ты хороша! — воскликнул он.
— Поэтому ты пришел сюда, Роман. Именно поэтому. Потому что я так хороша.
Роман одним рывком сдернул с себя сорочку. Холлис с вожделением смотрела на его мускулистую грудь, шею, покрытую бронзовым загаром. А потом скользнула в его объятия… Роман ощутил запах ее нежной кожи, аромат волос и крепко прижал ее к себе. Холлис прильнула к нему, а потом вдруг неожиданно отпрянула.
— Боже мой, — зашептала она, — как же я теперь оденусь? Ведь корсет мне затягивала Мама Рэйчел.
Роман был шокирован тем, что, несмотря на ее страстность, темпераментность, в такой неожиданный момент в ней вдруг заговорил холодный разум… Корсет! Она думала о расшнурованном корсете! Роман почему-то разозлился и грубым, резким движением разорвал на ней панталоны. Холлис испугалась, что начинает терять свою власть над ним.
— Ты делаешь мне больно! — сказала она.
— Черт тебя возьми, Холлис! — чуть ли не закричал Роман и повалил ее на пол. Холлис с ужасом смотрела, как он торопливо сдирает с себя брюки и расшнуровывает ботинки. Движения Романа вдруг показались ей уродливыми.
Роман опустился перед ней на колени, дрожа от возбуждения. Сознание того, что отец и братья Холлис сейчас попивают лимонад совсем рядом, в нескольких десятках метров от летнего домика, добавляло остроту в ощущения. То же самое почувствовала и Холлис, к которой уже вернулось желание. Бедра ее зашевелились, она слегка застонала от предвкушаемого удовольствия.
Роман вдруг усмехнулся.
— Ты просто развратная девчонка, — сказал он ей.
— Роман! Ты же знаешь, что ты — единственный мужчина, с которым я так веду себя.
Роман ничего не ответил ей, лишь игриво и как-то фамильярно ущипнул ее за грудь.
— Роман! Я хочу тебя! — застонала Холлис.
Роман улыбнулся и вновь принялся ласкать ее тело, постепенно доводя возбуждение Холлис до предела. В самый пикантный момент он вдруг попросил:
— Перевернись на живот, Холлис!
Холлис повиновалась и прикрыла глаза. Роман поцеловал ее в спину и заявил:
— Я же говорил, что отшлепаю тебя. Разве не так?
Холлис начала подозревать недоброе. Роман неожиданно приподнял ее и положил себе на колено, как маленького ребенка, которого хотят наказать.
— Ты, Холлис, позоришь себя и всю свою семью таким поведением.
Он крепко сжал ее руки. Холлис извивалась у него на колене, но не могла высвободить руки.
— Веди себя впредь прилично.
Три шлепка, — и Холлис почувствовала, как у нее защипала, как от ожога, кожа.
— Больно! — закричала она и попыталась вырваться, но Роман не отпускал ее и продолжал шлепать.
Лицо Холлис горело. Роман заглянул в ее кошачьи серо-зеленые глаза, пытаясь понять, что же она чувствует, но они горели лишь животным желанием. И тут он не выдержал. Какая-то дремучая страсть охватила его, и он овладел ею грубо, без ласки, удовлетворив лишь животный инстинкт.
— Я знала, что заставлю тебя сделать это, Роман, — прошептала Холлис с довольной улыбкой на губах. — И я всегда смогу это сделать.
У Романа было такое чувство, словно они, занимаясь любовью, пытались выяснить кто главнее, на чьей стороне моральное преимущество. Это не было актом любви как таковым, это была борьба за власть. И
