– Мистер Риердон, но ведь здесь просто нет места для младшего учителя!
Я с опозданием встаю. В конце концов, хорошая учительница обязана вставать, когда входит директор, и приучать к этому своих учеников. Хорошая учительница обязана вовремя заполнять ведомости и журнал. Еще сегодня утром я была уверена, что смогу найти общий язык с инспекторами – что сталось с моей уверенностью? Острые когти Вины вновь впиваются в мои плечи.
Директор осторожно обводит взглядом нашу комнату.
– Здесь слишком много работы для одной женщины.
– Но мне здесь правится. Я должна делать десять дел сразу, иначе я начну размышлять. Мне здесь нравится. Мне все здесь нравится.
– Я не хотел бы... я не допустил бы, чтобы моя жена работала в таких условиях.
Я оглядываю класс через голову ребенка, которого держу на руках.
– Младшие учителя похожи на квартирных хозяек. Они всюду суют нос.
Директор смеется, как мальчишка. Так приятно видеть его лицо без тени забот, постоянных забот о других.
– Чем, кстати, недоволен этот маленький человечек? – спрашивает он наконец.
– Человечек просто наслаждается ежедневной порцией рева.
– У него это прекрасно получается.
– Ой-ой-ой! Почему ты плачешь, Маленький Братик? – Я забыла его спросить. Просто подобрала этого ревуна с пола, чтобы он не мешал мне играть Шуберта.
– Потому что Севен, он стукнул меня в живот... взял и стукнул. Севен.
– Ну-ка... ну-ка... посмотрите на моего славного мальчика...
– Он слишком тяжел для вас.
– Мне нравится все, что слишком тяжело для меня. Мне нравится все, что слишком тяжело для меня.
Директор поглаживает подбородок. Нам, конечно, трудно понять друг друга.
– Я возьму ваш журнал с собой, вот и все. Неважно, что он не заполнен. Я сам проставлю отметки.
Мистер Риердон вновь оглядывает сборный домик, детей на голове друг у друга, корыто с водой и песочницу, для которых нашлось место только у самой двери.
– Тем не менее я абсолютно уверен, что сумею выколотить из Министерства просвещения что-нибудь более достойное вас.
Мой дорогой директор. Он всегда сочувствует «бедным крошкам». А сейчас пет крошки «беднее», чем я.
– Но мне нравятся стропила над головой!
Мне хочется, чтобы он взглянул на сборный домик моими глазами.
– Я постараюсь, чтобы учительница приготовительного класса моей школы работала в благоустроенном современном помещении уже в этом году.
Директор искренне любит «бедных крошек». Как я хочу, чтобы мне в самом деле хотелось работать в новом помещении, хотя бы ради мистера Риердона, ради его престижа. Но откуда ему знать, почему мне нравятся стропила – самые ранние воспоминания о моей матери. Я перевожу взгляд на ребенка, которого держу на руках.
– Ну-ка... ну-ка... посмотрите на моего милого мальчика.
«Вчера вечером у меня был хороший день», – пишет Мохи.
Последний час занятий; цветы, слезы, утренняя порция бренди остались в другой жизни. Я забыла обо всем на свете. Перестала понимать, кто я и что я. Моя душа, как натянутая струна, с готовностью откликается на каждое прикосновение роя малышей и старших детей, которые в это время наводняют сборный домик. Я соткана из их мыслей и чувств. Составлена из шестидесяти с лишним различных индивидуальностей. Я не знаю, что сказала мгновенье назад, что скажу через мгновенье и что говорю сейчас. Меня несет мощная, хмельная волна радостного возбуждения, и, когда она схлынет, я не почувствую опустошения. Чем-то это похоже на опьянение Бетховеном три часа подряд накануне вечером.
– Мисс Воронтозов, – обращается ко мне Варепарита, спокойная коричневая красавица из старшего класса, – мистер Риердон, он прислал меня сюда помочь вам.
В Варепарите мне больше всего нравится умение произносить фамилию, которой меня наградил отец. А в нашем директоре – готовность прийти мне на помощь и прислать не кого-нибудь, а Варепариту.
– Мисс Воттот! – кричит маленькая коричневая Ара, – у Севена ноз! Он резает мой зивот!
– Варепарита, разоружи Севена!
И еще одно нравится мне в больших девочках, которое приходят помогать. Они умеют выполнять приказания, даже невыполнимые.
– Мисс Вонтофофф, – теребит меня шестилетняя коричневая Вайвини, – я напишу письмо мистеру Риердону, когда поеду в лагерь, где лечат.
Я встаю на колени, теперь мы с ней одного роста; с моей стороны это не более чем элементарная вежливость.
