Тайны ушедшего века. Границы. Споры. Обиды

Аркадий Кулешов:

– Недаром Лесики, Некрашевичи, Байковы проповедовали в своих «научных трудах», что, если в белорусском языке есть слова, похожие на русские – их не употреблять.

Яков Бронштейн:

– Что касается полонизмов, то они имеют одно предназначение: протащить контрреволюционную интервенционистскую теорию отрыва БССР от СССР.

Микола Хведорович был репрессирован в 1937 году, но ему повезло, он в 1956 году возвратился в Минск. Платона Головача расстреляли в 1937-м, Якова Бронштейна – в 1938-м. Кондрат Крапива и Аркадий Кулешов уцелели и стали белорусскими советскими классиками.

Основоположником новой белорусской советской литературы был объявлен академик и народный поэт Якуб Колас. Будучи дядей Я. Лесика по материнской линии, в декабре 1930 года выступил в печати с осуждением своего племянника: «Учебники для школ в тех или иных формах также проводили вредительские национал-демократические идеи путем примеров и подбором специального материала, что особенно бросается в глаза в школьных грамматиках Лесика».

Политика центра вынуждала белорусскую творческую интеллигенцию публично осуждать своих близких родственников, рвать кровные узы, тянувшиеся к каждому из далекого прошлого! Брат шел на брата, сын на отца. Кто-то был заинтересован в том, чтобы стравливать близких людей, сеять между ними недоверие, подозрительность, жестокость.

Сразу же после принятия декрета о языковой реформе из Москвы в Минск прибыл русский лингвист Т. Ломтев – для укрепления местных языковедческих кадров. В 1935-1936 годах в Минске были изданы его учебники «Белорусская грамматика. Фонетика и правописание» и «Белорусская грамматика. Морфология». Книги были снабжены предисловиями автора, в которых он отмечал, что данные учебники – первые попытки установления фонетической системы современного белорусского литературного языка. Оказывается, белорусское языкознание до москвича Т. Ломтева не существовало!

По-разному можно относиться к лингвистическим трудам Я. Лесика, В. Ластовского, С. Некрашевича. Но разве нельзя не согласиться с такой вот мыслью: «Беда не в том, что литературный язык иногда заимствует чужие слова; позаимствовать надо, если своих слов нет. Если нет в крае керосина, а он краю нужен, то его надо достать оттуда, где он есть, ибо выдумать свой керосин нельзя. Обмен отдельными словами происходит между всеми культурными народами… Между тем было бы совсем не по-хозяйски покупать, скажем, нам, белорусам, лес у соседей, когда мы имеем свой; также совсем неразумно брать чужие слова, если есть свои, белорусские». Или вот с этой: «Литературный язык должен быть морем, куда вливаются народные диалекты. Как отдельные речки гибнут в море, поднимая и освежая его уровень, так и народные говоры должны расходиться в литературном языке, чтобы освежать его глубину и ширину».

Скажите, что крамольного в этих мыслях Лесика? Так почему тогда он подвергся жестокому разгрому? Может быть, кто-то слишком бдительный увидел многозначительность в этих его словах: «Язык, как человек, должен почитаться, уважаться и наряжаться с каждым разом в лучшие, более богатые и изящные одеяния. Каждое отличительное слово, каждое своеобразное выражение наших белорусских говоров мы должны с почтением встречать и с большой любовью, как необыкновенную ценность, присоединять в общую сокровищницу нашего литературного языка… Наш язык так богат, красив и звучен, что иногда не знаешь, какое слово, какое выражение лучше употребить, – просто глаза разбегаются. Кроме того, язык так взращенный, всеми говорами выпестованный, делается пригодным, сердечным, всеми любимым и легко понятным каждому, кто хоть немного подучится».

Увы, белорусский язык не стал любимым языком всего народа. Большинство предпочитает говорить по- русски. Стало быть, лингвистическая реформа 1933 года внесла чужеродные нормы, и развитие языка пошло в искусственном направлении?

Чем закончилась первая белорусизация, ясно. Остается лишь добавить, что сам термин исчез из употребления и попал под запрет. Сфера использования белорусского языка постепенно сужалась, он уходил из делопроизводства, не звучал более в партийных и государственных учреждениях.

Отдаленным эхом белорусизации можно назвать лишь постановление ЦК ВКП(б) от 6 сентября 1940 года «Об изучении партийными и советскими работниками, работающими в союзных и автономных республиках, языка соответственной союзной или автономной республики». В январе 1941 года Бюро ЦК КП(б)Б приняло постановление «Об изучении белорусского языка в ВУЗах, техникумах и школах БССР». Но вскоре началась война. Об этой проблеме вспомнили лишь в 1953 году, и снова в Москве.

Вторая белорусизация. Хорошо помня, какой трагедией обернулась для только-только народившейся национальной интеллигенции белорусизация двадцатых годов, в республике весьма сдержанно отнеслись к требованию Москвы о проведении аналогичной кампании, идея которой созрела в Кремле к лету 1953 года. Ее отцом был Лаврентий Берия, предложивший Президиуму ЦК КПСС концепцию десталинизации межнациональных отношений. Основу концепции составляли коренизация партийно-государственного аппарата и введение делопроизводства в союзных республиках на родном языке.

В официальной белорусской историографии этот период пока не отражен. Все документы, касающиеся пленума ЦК КПБ, начавшегося 25 июня 1953 года, до недавнего времени были недоступны исследователям. Завесу плотного молчания прорвала пресса. Она раскрыла, что хранилось за семью печатями в партийных спецхранах.

Из публикаций вытекает, что Берия убедил членов Президиума ЦК КПСС о необходимости либерализации великодержавной политики, проводимой при Сталине. Начали с Украины, где первого секретаря ЦК русского Мельникова заменили украинцем Кириченко, с Латвии, где второй секретарь ЦК Ершов был заменен латышом Круминьшем, с Белоруссии, где первым секретарем был русский Патоличев, присланный из Москвы три года назад.

Берия преподносится как новатор и реформатор. С его подачи Президиум ЦК КПСС принял 12 июня 1953 года постановление, в котором, в частности, было сказано:

«1. Обязать все партийные и государственные органы коренным образом исправить положение в национальных республиках – покончить с извращениями советской национальной политики;

2. Организовать подготовку выращивания и широкое выдвижение на руководящую работу людей местной национальности; отменить практику выдвижения кадров не из местной национальности; освобождающихся номенклатурных работников, не знающих местный язык, отозвать в распоряжение ЦК КПСС;

3. Делопроизводство в национальных республиках вести на родном, местном, языке».

Берия предлагал ограничить власть партии и все государственные вопросы – промышленности, сельского хозяйства, внешней и внутренней политики – решать не в ЦК, а в Совете Министров. Он первым заговорил о перегибах в раскулачивании, предложил расширить права республик: Украина, морская держава, не может самостоятельно устанавливать цены на билеты в кинотеатры!

Берия поставил вопрос об отмене утвержденного при Сталине списка должностей, которые предпочтительнее было отдавать русским или обрусевшим националам. Это – должности командующих военными округами, начальников гарнизонов и пограничных отрядов, председателей КГБ республик, министров внутренних дел, руководителей железных дорог и воздушных линий, министров связи, директоров предприятий союзного значения. Сюда же входили должности заведующих основными отделами ЦК. Такое же правило распространили и на Советы Министров союзных и автономных республик, где первые замы были непременно русскими.

При Сталине, а после него при Хрущеве, Брежневе и частично Горбачеве в союзных республиках существовал институт вторых секретарей партийных комитетов – русских, которых привозили из Москвы. По странному стечению обстоятельств Белоруссия, которая при Брежневе, Андропове и Черненко избежала этой участи (правда, приезжал В. Бровиков, но он белорус), при Горбачеве получила в качестве второго секретаря ЦК русского – белгородца Н. Игрунова, работавшего в ЦК КПСС заместителем заведующего орготделом. Может, в центре перепутали Белгород с Белоруссией? – иронизировала местная интеллигенция. Посланцы Москвы, приезжавшие со Старой