Найджелу на голову накинули одеяло. Два человека подняли его и вынесли наружу. Несмотря на одеяло и повязку на глазах, он почувствовал прикосновение свежего воздуха к своим рукам и услышал громкие, больше не заглушаемые стенами звуки артиллерийского салюта. Радостные крики теперь были тоже отчетливо различимы. Его бросили на какую-то повозку и завалили сверху тяжелыми мешками. Найджел подумал, что это, наверное, овсяная мука, но он был слишком измучен, чтобы смеяться. Повозка пришла в движение. Сквозь стук копыт и скрип колес он слышал возбуждение празднующего победу города. Веллингтон был разбит. Найджел потерпел поражение. И в этом, и во всем остальном. Более того, он стал совершенно неопасен своим врагам и не мог ничем помочь Фрэнсис. Неужели они убьют ее?
Уличный шум затих. Повозка остановилась. Его вытащили из-под мешков и внесли в здание. Вокруг стояла мертвая тишина, если не считать пыхтения и сопения его тюремщиков. Они несли его вниз по лестнице. Найджел ударился головой о стену и расцарапал локоть о шершавый камень. Он выругался, но никто ему не ответил. Затем щелкнул замок, и какая-то дверь открылась. Его грубо швырнули на пол, и он покатился по каменным плитам. Руки и ноги Найджела были по-прежнему скованы цепями, и он не мог защитить свою голову при падении. Сразу же раздались звяканье металла о камень и глухой стук закрывшейся двери. Свою ярость Найджел излил в потоке изощреннейших ругательств на всех известных ему языках.
И вдруг послышался шелест шелковых одежд…
– Что это все означает? – прозвучал бесстрастный голос.
Узник умолк, проглотив готовое сорваться с его губ очередное проклятие.
– О Боже, – слабея от наступившего облегчения, рассмеялся Найджел. Он лежал на левом боку с замотанной одеялом головой. – Это всего лишь ругательства, Фрэнсис. Ругательства, услышав которые солнце от стыда скроется раньше положенного часа. От них может покраснеть сам дьявол. Так ругаются моряки в шторм или торговки рыбой во время родов. Но звук твоего голоса способен смыть всю грязь. Ты в порядке?
– В этом году святой Николай приходил в июне. – Ее голос был спокойным. – У меня все должно быть хорошо. И я научилась варить яйца.
Неизвестные доставили его обратно на улицу Арбр.
Она сняла с его головы одеяло и развязала повязку. Свет ударил ему в глаза. Золотоволосая Фрэнсис! В руке она сжимала ключ.
– Слава Богу! – Девушка опустилась на колени и стала отпирать замки кандалов, а он пытался сосредоточить на ней взгляд.
– Звук падающих цепей для меня милее, чем голос матери для младенца, чем предложение шлюхи всего за шестипенсовик доставить райское наслаждение. Спасибо, Фрэнсис.
Он сел и стал растирать руки, закрыв глаза от невыносимой боли в онемевших мышцах.
– У тебя борода, – отметила она. – Очень темная и страшная. Ты похож на разбойника.
– Или на казака. Они оставили тебя здесь одну?
– Да. – Фрэнсис сняла кандалы с его ног. – Тебе нужно принять ванну. Я нагрею воду.
В углу стояла большая латунная ванна. Найджел сидел на полу в окружении сброшенных цепей и смотрел на нее. Девушка энергично качала воду, наполняя кастрюли, потом поставила их на плиту. У него не было сил помочь, и он вынужден был позволить ей заниматься этим делом, наслаждаясь грацией ее движений. Сам же тем временем медленно сгибал и разгибал непослушные руки и ноги.
Фрэнсис вернулась к нему и присела на краешек стола.
– Что случилось?
Он рассмеялся, боясь выдать свои душевные муки.
– Меня держали в каком-то чулане. Полагаю, это идея Фуше, а не Катрин. Вероятно, Мартин работает на него. Меня предали. Англию предали. Наполеон победил.
– Что означает эта канонада?
– Город обезумел от радости. – Найджел заставил себя подняться на ноги, понимая, что от него дурно пахнет и вообще он похож на сумасшедшего. – Не можем же мы все время выигрывать! Но в этом мире нет ничего такого, от чего не излечила бы горячая ванна.
Фрэнсис поймала его взгляд и почти застенчиво улыбнулась.
– А горячая пища? Я надеялась, что у меня будут гости, и приготовила пудинг.
Через три часа Найджел уже был вымыт и переодет. Он побрился при помощи остро отточенного кухонного ножа и надел извлеченную из кладовой чистую рубашку. Он скорее выбросил бы свои брюки, чем надел их грязными. Поэтому их пришлось выстирать в ванне и просушить над плитой. Теперь брюки сильно пахли дымом, но это все же было лучше, чем вонь чулана.
Найджел уселся напротив Фрэнсис и принялся за овсяный пудинг. Он был отвратителен. Найджел смотрел, как она погружает ложку в желеобразную массу и с усилием глотает. При виде длинной изящной шеи девушки его охватило желание. Фрэнсис! Как рассказать ей о своих чувствах?
– Фрэнсис, если нам суждено выбраться отсюда…
Она перевела взгляд на зарешеченное окно под потолком.
– Не нужно, Найджел.
– Что «не нужно»? Говорить о том, как я благодарен тебе и мне жаль, что я проиграл? Мою жизнь озаряет единственный светлый луч…
– Перестань!
Где-то наверху послышалось хлопанье крыльев. Найджел поднял голову. На решетке сидела галка, ее серебристый клюв поблескивал на фоне черных перьев. Круглый черный глаз глядел на Фрэнсис.
