– Ах, мой дорогой! Неужели вы так удивлены, что видите меня?
– О Боже! – Он едва мог дышать. Удары собственного сердца громом отдавались у него в ушах. – Я не понимаю! Откуда вы здесь взялись?
– В Париже? – рассмеялась она. – Обычным способом: приехала в карете. А вы что подумали? Что у меня есть крылья?
От потрясения он не мог связать и двух слов.
– Нет-нет! А Риво знает?
– Нет, мой дорогой, откуда? Меня знают здесь только под именем Прекрасной Дамы. Идите сюда. Дайте мне свою руку, и я вам все объясню.
Лэнс, как загипнотизированный, протянул ей руку. Она открыла дверцу кареты, вложила свою ладонь в его и помогла забраться внутрь.
– Да, – тихо произнесла она, – несмотря на то что он разбил мне сердце, я все еще люблю его. Как и вы, милый Ланселот. Не нужно грустить. Я всегда знала, что вы любите его. Но он не может ответить на ваше чувство. Его сердце мертво. Он скорбит по русской княгине Катрин, не правда ли? Думаю, только мы двое можем спасти его.
Зацокали копыта, и карета тронулась с места.
Неделя прошла в странном молчании. Найджел большей частью отсутствовал. Фрэнсис боялась, что он доведет себя до изнеможения, хотя по отношению к ней во время их кратких встреч он всегда проявлял неизменное чувство мягкого юмора и галантность. Она не могла сопротивляться или отвергать предложенный тон и поэтому скрывала свой страх и отвечала ему с той же непринужденной легкостью. Ему не нужна любовница. Он не хочет ее. Ей оставалось лишь надеяться, что она сможет поддерживать этот тон нарочитой вежливости, пока он не отвезет ее назад в Англию и не найдет ей герцога.
Лэнса она тоже видела мельком. Он появлялся ненадолго, а потом исчезал в лабиринте улиц и таинственном мире интриг. Он выглядел покорным и раскаивающимся. После драки Лэнс вел себя как внимательный товарищ и как будто молча извинялся перед Найджелом, надеясь снова завоевать его уважение. Найджел был вежлив, даже мягок с этим человеком, пытавшимся совсем недавно убить его. Фрэнсис не могла понять этого.
Париж застыл в напряженном ожидании. После парада на Марсовом поле большинство клиентов, приходивших за шелками и пряностями, нервно оглядывались, будто бы в ожидании надвигающейся катастрофы. Другие были неестественно оживлены и веселы, как будто отчаянно цеплялись за последний шанс заслужить себе прощение. В доме на улице Арбр царила нервная атмосфера, и Фрэнсис изо всех сил пыталась сохранить душевное равновесие. Под внешним спокойствием скрывался страх – за Найджела, безрассудно расходующего свои силы и находящегося на грани нервного истощения. Теперь Фрэнсис не покидал страх. Она пыталась медитировать, но мысли не слушались ее, разрушая оболочку безмятежности. Во время дыхательных упражнений она слышала его негромкий иронический голос. «Я известный специалист по изощренным пыткам». У нее ничего не осталось, и ей некуда было спрятаться.
Как-то утром он вернулся домой на рассвете, осунувшийся и бледный. Фрэнсис не могла заснуть. Она смотрела в окно на поднимающийся над городом предрассветный туман. Когда-то здесь стояла Катрин, распустив для него свои медные волосы. А потом она покинула его.
Отвернувшись от окна, Фрэнсис уткнулась в мокрый плащ. Обнявшие ее руки были холодными, но ей казалось, что от них исходит тепло. Найджел встретился с ней взглядом и, несмотря на неимоверную усталость, улыбнулся.
– Я старался избегать этого, – сказал он, – внезапного жара и замирания сердца. После того что случилось в доме Доннингтона, это ведь непростительно, правда? Мне очень жаль.
Он опустил руки и отвернулся. В дверях стоял Лэнс. Его влажные волосы потемнели и приобрели янтарный оттенок. Фрэнсис опять отметила в нем какую-то раздвоенность, как будто радостное удовлетворение в его душе боролось с сильной тревогой.
Найджел, не оглядываясь, заговорил с Лэнсом:
– Наконец-то началось! Наполеон закрыл границы и не выпускает транспорт из Парижа. Он выступит в ближайшую неделю. Если бы точно знать, где он планирует перейти Рубикон, нашу миссию можно было бы считать законченной.
– А предательство, из-за которого погибла Катрин? – через силу выдавила из себя Фрэнсис.
– Нам известно лишь, что Катрин умерла. И я не уверен, что нам когда-нибудь удастся выяснить почему, – ответил Найджел и стал просматривать бумаги. Это были всего лишь домашние счета, оставленные месье Мартином. И лишь голос выдавал глубину его отчаяния.
Лэнс тепло взглянул на Найджела.
– Может, бумаги Доннингтона лгут и нет никакой связи между выдачей Катрин и предателем, работавшим против нас еще в России? – В голосе Лэнса появились какие-то новые, трагические и болезненные нотки.
– Нет, за нами следили, и каждое наше движение становилось известно врагу. Какое еще может быть объяснение фальшивым бумагам с моей печатью? Почему все ниточки, связанные с исчезновением Катрин, вели в никуда? Нас намеренно блокировали, как будто мы были игрушками в руках капризного ребенка. В этой игре есть неизвестный игрок, обладающий, несомненно, незаурядным чувством юмора.
– Вы думаете, что это майор Уиндхем? – непроизвольно вырвалось у Фрэнсис. – Что он жив? Что он действует против вас?
На мгновение их взгляды встретились. В его глазах горел огонь страсти. Но какой страсти? Она не была уверена, но жаркая волна пробежала по ее телу.
– Не знаю. Но кто бы ни был тот человек, он ошибется раньше нас. В противном случае я пойду на все.
Не глядя на Фрэнсис, Найджел вышел из комнаты.
Она подошла к окну. Найджел пересек двор и вскочил на своего донского жеребца. Она смотрела на
