К горлу Вивьен подступила горечь, голова вдруг закружилась, и она даже испугалась, что может упасть.
– А как же рукопись? – Это все, что она могла придумать.
Гилберт хмыкнул; его глаза по-прежнему оставались холодными, взгляд неподвижным.
– Неужели, дорогая миссис Раэль-Ламонт, вы настолько наивны, что не имеете представления о сути этого дельца?
С каждой минутой чувствуя себя все более испуганной, Вивьен еще дальше отступила от него. Она уже начала замерзать.
Монтегю двинулся к ней так медленно, что она поначалу даже не заметила его приближения.
Стараясь не выдать себя, Вивьен вскинула подбородок:
– Не знаю, что вы имеете в виду, мистер Монтегю, но я сделала все возможное, чтобы удовлетворить ваши пожелания. Я просто хочу получить копию моего соглашения о раздельном проживании, которая находится у вас. После этого, надеюсь, мы расстанемся навсегда.
Гилберт раскатисто рассмеялся, будто его очень позабавили ее слова.
– Между прочим, моя фамилия Герман. И еще, хотя это вряд ли имеет значение: вы не очень хорошая актриса. А теперь нам с вами придется немного прогуляться. Мы выйдем отсюда вместе, сядем в мою карету, ну а там...
Мир завертелся у Вивьен перед глазами. Она сделала еще шаг назад и ударилась бедром об угол короткого деревянного стола, который чуть не опрокинулся от удара.
Гилберт усмехнулся и вдруг с быстротой, которой она не ожидала, схватил Вивьен за руку выше локтя и наклонился к ней.
– За мной, миссис Раэль-Ламонт, и без глупостей, – произнес он угрожающим шепотом, и Вивьен почувствовала острие ножа у себя под грудью.
«Уилл, как я нуждаюсь в вас...» – внезапно пронеслось у нее в голове. Гилберт обхватил ее за плечи и потащил через оранжерею к воротам.
Вивьен судорожно пыталась придумать хоть что-то, что могло бы помочь ей спастись, но Гилберт, словно догадываясь о ее намерениях, сильнее сжал ее плечо.
– Если закричите или попытаетесь убежать – умрете прямо здесь, среди ваших милых растений. Сейчас командую я, и постарайтесь хорошенько запомнить это.
– Но мои слуги...
– Они не догадаются о вашем отсутствии по меньшей мере полчаса, – небрежно заметил Гилберт. – Этого вполне достаточно, чтобы уехать из города.
Вивьен с ненавистью взглянула на его гладкое, обманчиво красивое лицо.
– Подлец! – выдохнула она сквозь зубы.
Гилберт странно усмехнулся, затем осторожно поднял руку и, укрыв ее своим пальто, прижал к себе, чтобы защитить от проливного дождя.
– Это правда, – мрачно произнес он, ведя ее сквозь высокие деревянные ворота к ожидающему экипажу. – И мне даже не нужно притворяться.
Оказавшись в карете, Вивьен с тревогой огляделась; она все еще надеялась, что ее спасут, и поэтому не знала, стоит ли попытаться самостоятельно сразиться с похитителем.
Когда они выезжали из города, направляясь на запад, Вивьен без труда убедилась, что на пустынной по причине плохой погоды дороге ей не на кого рассчитывать. Теперь ее судьба зависела только от нее.
Глава 18
На побережье медленно опускалась ночная мгла. После проливного дождя из-за низких облаков на горизонте выглянуло солнце и тут же начало садиться за океан.
Уилл смотрел на солнце, стоя у высокой стеклянной двери, с интересом наблюдая, как полоска сияющего золота уступает место еле видимой ниточке зеленого, а затем полыхающее дневное светило словно погружается в вечность.
Это была комната Элизабет: когда-то здесь она играла на рояле, и не раз за последние годы Уиллу казалось, что он слышит неясные мелодичные звуки, разносящиеся по темным и тихим коридорам дома. Иногда это благозвучие застигало его врасплох, заставляя закрыть глаза и вновь желать, чтобы женский смех и полные чувства песни обогащали его жизнь. Но музыка всегда исчезала, и сегодняшний день не был исключением.
Уилл опустил взгляд на беспокойный океан, затем закрыл глаза и прислонился лбом к стеклу двери. Оно было холодным как лед. О, как ему хотелось убежать из пустого пространства этого дома, ставшего центром его жизни, – дома без тепла, без смеха, без любви...
– Прошу простить, ваша светлость, но у меня важные новости.
Гастингс. Господи, когда только все это кончится?
Уилл судорожно сжал тонкую деревянную раму побелевшими пальцами. Никогда еще он так сильно не сожалел о своем положении в свете.
И все же, когда дело призывало его, представление о долге, с которым он родился и воспитывался, всегда торжествовало.
Открыв глаза, он повернулся и чуть не столкнулся лицом к лицу с детективом.
