поехать на октябрь, а может быть, и ноябрь куда-либо в район Сочи. Прошу Вас благоприятно решить этот вопрос и, если будет принципиальное Ваше положительное решение, не откажите дать указание, кому найдете нужным, решить со мной практически связанные с этим вопросы».
Из справки, приложенной к письму, известно, что Леонид Ильич дал указание «кому следует»: «В архив. Тов. Смиртюков (управляющий делами Совета Министров СССР в 1964–1989 гг.
Вот на каком уровне решался, казалось бы, пустяковый вопрос! Не дай Бог было оказаться в положении отлученного от власти.
Это прекрасно понимал Николай Викторович Подгорный, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, которого неожиданно для него отправили на пенсию… без всякой мотивировки. Недавнего соратника Брежнева испугал не столько сам факт отправки на пенсию, о чем он, наверное, иногда уже подумывал, сколько нестандартная формулировка, которая не предусматривала положенные лицам его ранга льготы и привилегии. Больше всего всполошила его перспектива быть отлученным от кремлевской кормушки, госдачи и комфортабельных санаториев.
Изложим все по порядку.
24 мая 1974 года состоялся очередной Пленум ЦК КПСС. Он рассмотрел плановые вопросы, о которых члены ЦК были заранее уведомлены, и уже подходил к концу, когда председательствовавший Суслов, только что проведший голосование по основному вопросу, неожиданно произнес:
— Товарищи, предлагается проект второго постановления Пленума: в связи с предложениями членов ЦК КПСС считать целесообразным, чтобы Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ Брежнев Леонид Ильич одновременно занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР.
В зале вспыхнули аплодисменты. Переждав их, Суслов продолжил чтение:
— В связи с этим освободить Председателя Президиума Верховного Совета СССР товарища Подгорного Николая Викторовича от занимаемой должности и от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС.
Председательствовавший поставил вопрос на голосование. Единогласно! Стенограмма доносит реакцию зала: бурные аплодисменты, все встают.
А назавтра, 25 июня, Брежневу, совместившему в одном лице две крупнейшие должности в партии и государстве, легло на стол письмо. Оно имело пометку — «Лично».
‹‹Дорогой Леонид Ильич!
Ты должен понять мое сегодняшнее состояние, поэтому все сказать, как этого хотелось бы — просто трудно, да, пожалуй, и невозможно.
Для меня вчерашнее решение было просто потрясающим. Я целиком и полностью согласен с тем, что нужно объединить пост Генерального секретаря ЦК КПСС с постом Председателя Президиума Верх. Совета СССР. Сама жизнь подсказывает, что в условиях той роли, которую занимает Генеральный секретарь нашей руководящей и направляющей всю внутреннюю и внешнеполитическую деятельность нашего общества — партии, единственноправильное решение. Еще года два или три тому назад, если ты помнишь, мы вели с тобой на эту тему беседы. Ты тогда сказал, что несвоевременно. Но теперь такое время наступило для его осуществления. Я с этим, безусловно, согласен и, следовательно, с решением об освобождении меня от обязанностей Председателя Президиума Верх. Совета и члена Политбюро ЦК КПСС.
Что касается формы и существа формулировки, принятой и опубликованной в печати, радио и телевидению «Освободил от обязанностей члена Политбюро ЦК КПСС» без всякой мотивировки — я думаю Леонид Ильич, этого я не заслужил.
Ведь если это было заранее предрешено, то можно было бы сказать мне — подай заявление об освобождении, то ли по болезни, возрасту и др. причинам, или уход объяснить в связи с переходом на пенсию.
Сейчас каждый может думать что в голову сбредет (так в тексте. —
Дорогой Леонид Ильич!
Я в партии уже свыше 52 лет. Я всегда и во всем выполнял задачи, которые на меня возлагала партия, ни на что не претендуя. Мы с тобой старые друзья, по крайней мере, до последнего времени. А 1964 год нас настолько сблизил, что, казалось, и клялись в этом, нашей дружбе не будет конца. То что могло нас ожидать и даже подстерегало нас, не могло изменить дело потому, что мы стояли на принципиальных партийных позициях. Запугивания и пророчества нас не запугали, мы в обмороки не падали и не бледнели. Я всегда чувствовал твою дружбу, твою поддержку и это поддерживало и окрыляло меня в моей и нашей совместной работе, за что я тебяискренне благодарю.
Конечно, в работе все бывает, бывало и у нас с тобой. Но поверь мне, Л. И., я всегда желал тебе и в твоем лице ПБ, и всей партии всяческих благ и больших успехов. Все то хорошее, а его было много, останется до конца моей жизни.
Желаю тебе здоровья, больших успехов на благо нашей партии и Родины.
P. S. Немного отойду, успокоюсь, постараюсь написать более складно, а сейчас, если что не так, извини.
Письмо, ныне хранящееся в архиве Президента Российской Федерации, приведено полностью, стиль и орфография автора сохранены без изменений. На последнем листе письма помета: «т. Брежневу Л. И. доложено.
Брежнев уважил просьбу недавнего сподвижника и через Черненко передал — пусть напишет заявление об освобождении с такой формулировкой, какая ему больше приемлема. Подгорный выбрал: в связи с возрастом и состоянием здоровья, не позволяющими выполнять с полной отдачей стоящие задачи. На его заявлении стоит дата — 24 мая. Но, скорее всего, заявление было им написано 25 или 26 мая, потому что 24 мая он еще не знал, что будет освобожден. Дата, поставленная задним числом, — для протокола.
26 мая состоялось заседание Политбюро. Из рабочей записи явствует, что Брежнев сообщил о заявлении Подгорного и внес предложение о частичном изменении в постановлении от 24 мая: об освобождении Подгорного от занимаемых должностей в связи с уходом на пенсию по состоянию здоровья. Члены Политбюро высказали согласие с этим предложением, и в постановление Пленума ЦК КПСС, снабженное грифами «Совершенно секретно. Не для печати», было внесено соответствующее уточнение.
Теперь Подгорный мог не беспокоиться: право на путевки в цековские санатории за ним оставили.
Глава 14
РОКОВЫЕ ЖЕНЩИНЫ
