— Разумеется, нет.
Алекса помнила Хилари очень хорошо, но все же, глядя при свете свечей на свою давнишнюю соперницу, она поняла, что воспоминания эти были темными, неясными, уродливой частицей ее души, а не точным портретом той Хилари, каковой она является на самом деле. Воспоминания были столь чудовищны, столь омерзительны, что Алекса совершенно забыла о том, до чего же красива темноволосая и темноглазая наследница-южанка.
Да и Роберт тоже был очень и очень хорош собой, так что Макаллистеры, несомненно, представляли собой прекрасную супружескую пару. Муж очень внимательно слушал, о чем говорила жена, а та, в свою очередь, так же внимательно слушала, о чем говорит муж, и супруги постоянно обменивались обожающими улыбками, полными уважения и одобрения.
«Идеальная современная пара, — размышляла Алекса. — В самом деле, если бы Голливуд надумал снять шоу о первой паре из поколения семидесятников, то президент был бы мужественно-красивым ветераном войны во Вьетнаме, а первая леди — поразительно очаровательной умницей, не боящейся выражать собственные взгляды. В чувственном взгляде президента светилось бы несомненное свидетельство пережитых им ужасов войны, но глаза его еще и выражали бы гордость за обожаемую жену, чье мнение он ценит очень высоко. Короче, на главные роли Голливуд, безусловно, пригласил бы Роберта и Хилари Макаллистер».
Но Роберт и Хилари вовсе не актеры, претендующие на эти роли. Они скорее всего будущие хозяева Белого дома, а потому и играют сейчас так, что просто дух захватывает.
«А ведь верно: именно играют! — неожиданно решила Алекса, удивляясь собственному открытию и тут же стараясь убедить себя в том, что, может быть, не права. — Идеальная пара идеально и играет, не так ли? Да, несомненно». Но профессиональные улыбки, выражающие уважение и обожание, кажется, скорее идут от разума, чем от сердца или души. В поведении этой пары нет ни спонтанного волнения, ни мимолетных понимающих взглядов, которые, как правило, вызывают какие-то сокровенные, интимные, только им двоим известные чувства и воспоминания.
«И думать нечего — бутафория, — уверенно сказала себе Алекса. — Общепринятое великосветское притворство известной пары».
А что же сами игроки? Искренний, чувственный, умный Роберт Макаллистер чересчур уж хорош, чтобы быть настоящим. Сенатор явно претендует на свой собственный, персональный «Оскар». Конечно, игра его достаточно убедительна и более чем заслуживает маленькой золотой статуэтки, но, к сожалению, чрезвычайно талантливому актеру достался никудышный сценарий. Кто бы ни написал его — пусть даже и сам Роберт, — но автор забыл дать хотя бы крошечный намек на то, что данный герой — реальный человек.
Алексе очень хотелось поверить в живость и искренность чувств, светившихся в задумчивом взгляде Роберта, по тщетно. Чем дольше продолжался вечер, тем больше ей не нравился Макаллистер.
А как насчет будущей первой леди? В ней по крайней мере гораздо меньше притворства. Сейчас, как и восемь лет назад, высокомерная наследница и не пытается скрывать свою неприязнь к Алексе. Ну, разумеется, теперь благовоспитанная Хилари умело прячет свое презрение за соблюдением этикета, но ее изящных манер недостаточно, чтобы скрыть от Алексы главное: на самом деле Хилари ничуть не изменилась. Все та же избалованная и жестокая, какая была в колледже…
Вечер проходил на удивление приятно, за столом спокойно велись разговоры на отвлеченные темы… до тех пор, пока не подали кофе.
— Алекса, расскажи нам о своей карьере, — вежливо предложила Хилари. — Ты переехала в Нью-Йорк после окончания школы?
— Именно так, — сладко улыбнулась Алекса, совершенно уверенная в том, что Хилари прекрасно известны подробности ее биографии и та просто расставляет ей какую-то западню. — Год я проучилась в Джуллиарде, после чего получила свою первую роль на телевидении.
— В мыльной опере, кажется?
— Да, — спокойно подтвердила Алекса, несмотря на то что слова «мыльная опера» Хилари произнесла с нескрываемой издевкой.
Дневные мыльные оперы, судя по всему, были ниже ее эстетического вкуса. Почитательнице только высокого искусства трудно представить, каково это — восхождение на вершину популярности из деревенского дома в Канзасе. Но Алекса была само очарование и даже заставила улыбнуться Джеймса, незаметно опустив руку под стол и впившись ногтями ему в коленку.
— Я снималась в каждой серии «Все мои дети», пока три года назад не началась «Пенсильвания- авеню».
— Помимо того, Алекса работает в театре и уже снялась в одном фильме, — спокойно добавил Джеймс, возвращая руку Алексы на стол, нежно пожав ее.
Он не стал уточнять название «одного фильма», но его интонация и многозначительный взгляд красноречиво свидетельствовали о том, что всем ясно, о какой картине идет речь.
— Так «Ее величество» — твой первый художественный фильм? — холодно спросила Хилари. — Я полагала, что на пути к нему должны были быть и другие кинороли.
— Ты хочешь сказать эпизодические во второстепенных фильмах? — парировала Алекса, понимая то, о чем могла бы догадаться и раньше: вежливая болтовня о мыльных операх была лишь разогревающей разминкой.
Хилари, все рассчитав, дрейфовала от чистых, хотя и не интеллектуальных мыльных опер к более неприглядным и щекотливым аспектам шоу-бизнеса, а точнее — к показу секса и обнаженной натуры. Она не сомневалась, что «шлюха» из Канзаса без колебаний перешагнет через все на своем пути к успеху. У Алексы буквально все закипело внутри, она была полна решимости, как солдат, приготовившийся к атаке, и с превеликим усилием старалась сохранить данное Джеймсу обещание быть «невероятно приятной».
И Алекса почти преуспела в этом, взяв себя в руки, но тут, взглянув на Роберта, она допустила ошибку.
На какой-то восхитительный, благословенный момент ее ввели в заблуждение читавшиеся во взгляде Роберта сострадание и желание извиниться. Но Алекса тут же напомнила себе, что сочувствие это — не, более чем притворство. Роберта нисколько не задела внезапная недоброжелательная атака Хилари, и он вовсе не склонен извиняться за супругу.
Если в его карих глазах и можно было увидеть нечто похожее на извинение, то Алекса вдруг с бешенством поняла, что это извинение за ее собственную будто бы упадническую мораль, а не за оскорбления Хилари, обвинившей Алексу в безнравственности. Ну конечно, Роберт, бедный деревенский парень, сумел преодолеть все испытания, оставшись при этом честным и сохранив чувство собственного достоинства. Но она, грубая сельская девчонка, никоим образом не могла быть такой же сильной и, конечно же, пускалась на самые низкие компромиссы в стремлении продвинуться по ступенькам своей деклассированной артистической карьеры.
Рассказывая Джеймсу правду о месяцах, проведенных в «Баллинджере», вину за войну с Хилари Алекса делила между ними обеими поровну. Но признавалась ли и Хилари, рассказывая Роберту ту же самую историю, в своей собственной ревности и жестокости? Алекса была уверена, что нет. Наверное, просто сообщила мужу о том, что администрация «Баллинджера» по доброте своей позволила Алексе посещать священные стены этого учебного заведения. И конечно же, Хилари рассказала лишь собственную надменную версию истории о «нищей шлюхе», а Роберт, в свою очередь, мог и сам подлить масла в огонь, припомнив услышанные им в офисе Джеймса фривольные слова Алексы.
И теперь она встретила взгляд Роберта, полный оскорбительной жалости за ее печальную судьбу, за порочный и беспринципный путь — через съемки в фильмах с обнаженной натурой — из потаскух в актрисы.
Какая самонадеянность! Какое «благородное» покровительство! Какое здравомыслие!
Алекса постаралась, чтобы дрожь в голосе не выдала клокотавший в ее душе гнев, и, глядя прямо в глаза надменному Роберту, очень спокойно произнесла:
— В актерской игре, как в профессии, есть одна замечательная особенность: вам нет нужды идти на компромисс с чьими-либо этическими нормами. Этого просто не требуется.
— Не то что в политике, — мягко подсказал он.
