– Какое событие в вашей жизни произвело на вас самое памятное воздействие?
Она не колебалась, не было также чувства страха, отвращения, лишь тонкие черты ее лица обозначили печаль, и ее щеки слегка побледнели.
– Смерть моего мужа. – Ее голос был полон эмоций, но она не заикалась, не щелкала. – Мы были в нашем любимом месте на Ривьере. Когда мы переезжали мост, мой муж вдруг осел на пол и пролежал без движения несколько минут; затем он встал и выглядел совсем хорошо. Через некоторое время, когда я лежала в постели после вторых родов, мой муж, сидевший за маленьким столиком около моей кровати и читавший газету, поднялся, как–то странно посмотрел на меня, сделал несколько шагов и упал замертво. Врачи пытались вдохнуть в него жизнь, но тщетно. Затем дочь, которой было всего несколько недель, серьезно болела в течение шести месяцев, и все это время я сама была прикована к постели с высокой температурой. – Выражение ее лица изменилось: гнев и горечь отразились на нем. – Вы не можете себе представить, какие неприятности причинил мне этот ребенок. Она была странной, день и ночь плакала, не спала, у нее развился паралич левой ноги, казавшийся неизлечимым, она научилась ходить и говорить с запозданием, какое–то время мы думали, что она будет слабоумной. По мнению врачей, у нее был энцефалит, воспаление позвоночника и не знаю, что еще!
Он обратил внимание на то, что сейчас ее дочь совершенно здорова.
– Фрау Эмми, я собираюсь устранить все воспоминания этого периода, словно они вообще не существовали в вашем уме. У вас предчувствие несчастья. Именно это страшит вас. Но ведь нет причины, чтобы вы себя истязали. Нет причины для возврата болей в ваших руках и ногах, судороги в шее, потери чувствительности… Поскольку я могу удалить все эти моменты из вашей памяти, я могу также устранить и возвратные боли.
Но она оставалась удрученной. Он спросил ее, почему она так часто впадает в меланхолию. Она ответила:
– Потому что меня преследуют родственники моего мужа. Они не любят меня. После его смерти они натравили на меня гнусных журналистов, которые распространяли дурные слухи обо мне и поместили в газетах клеветнические сплетни.
Он часто слышал подобные жалобы в клинике Мей–нерта и видел в них некую форму мании преследования. Мания это или нет, но он должен удалить такие мысли из ее головы.
Он увиделся с Йозефом Брейером в его доме в шесть часов вечера, когда, как он знал, тот кончал свою работу. Они прошлись до кафе «Курцвейль», завсегдатаями которого были в студенческие годы по той причине, что там была классная доска и на ней писались мелом послания друзьям. Маркеры этого кафе приглашались в качестве арбитров на бильярдные матчи; они были лучшими игроками в империи, и их часто просили доиграть, когда патрон отлучался по срочным делам. Как всегда, на рост–руме с кассой восседала красивая девушка, наблюдавшая за залом. Зигмунд провел Иозефа в дальний угол открытой части кафе; здесь можно было подышать свежим воздухом и спокойно поговорить.
– Йозеф, я работаю с фрау Эмми уже шесть недель. У меня даже не было выходных. Я добился прогресса по многим направлениям, но стоит вернуться через день или неделю, и у нее появляются новые образы и новые воспоминания, которые замещают устраненные. Порой я боюсь, что ее желание болеть сильнее, чем мое желание вылечить ее.
Брейер мрачно покачал головой, гладя ладонью свою бороду.
– Я знаю, Зиг, она принадлежит к числу противящихся, но шесть недель – это малый срок для излечения женщины, которая болела четырнадцать лет.
Зигмунд подумал минуту о сказанном.
– Йозеф, если бы муж фрау Эмми был жив, страдала бы она теми же симптомами? Все указывает на то, что она чувствовала себя хорошо и была счастливой. Если бы она не видела, как он упал замертво у ее ног, вырастила бы она нормально своих дочерей? Это она, пережившая удар и горе, превратила девочек в нервнобольных. Не так ли, Йозеф?
– Да, Зиг. Боюсь, что так. Почему фрау Эмми вновь не вышла замуж?
– Она утверждает, что оставаться вдовой ей велел долг; она считала, что новый брак может привести к разбазариванию состояния ее дочерей, и решила не рисковать.
Брейер слегка свистнул, размешивая сахар на дне чашки с густым черным кофе.
– Это более высокий процент, чем даже у ростовщиков, не так ли? Она сохранила состояние девочек и страдала четырнадцать лет от перемежающихся болей, а когда я передал ее тебе, была настолько плоха, что могла скончаться.
– Йозеф, однажды ты сказал мне, что, по словам Берты Паппенгейм, у нее как бы две сущности – «плохая, или вторичная, сущность», толкающая к психическим заболеваниям, и первая, или нормальная, сущность, «спокойный и проницательный наблюдатель, который сидит», как она определила, «в углу ее мозга и смотрит на все безумные дела». Для меня ясно, что у фрау Эмми два раздельных и отчетливых состояния сознания – одно открытое, а другое скрытое. В течение шести недель я наблюдал этот процесс в его расцвете; и теперь у меня есть портрет этой «второй силы» в действии. Я увидел неизвестный, неожиданный континент, область научного исследования огромнейшего значения. Йозеф, сколько несчастных, прикованных к стенам Башни глупцов, находились там по той причине, что их больной второй ум, их «плохая сущность» поборола рассудок? Сколько пациентов в клинике профессора Мейнерта повредились рассудком и сколько в приюте для душевнобольных Нижней Австрии стали эмоционально неуравновешенными, потому что у них не один, а два ума, действующих независимо друг от друга, больной ум при этом постепенно отбирает контроль от нормально функционирующего? Я знаю, фрау Эмми, бесспорно, личность с тяжелой наследственностью, но с другой стороны, Йозеф, мы знаем, что предрасположенность и наследственность сами по себе не могут вызвать такую истерию. Должен быть внешний толчок, такой, как внезапная смерть мужа, иначе наследственный изъян не может быть приведен в движение.
Йозеф Брейер покачал головой в растерянном смущении.
– Зиг, как врач фрау Эмми ты не можешь дать ей в порядке опыта нового мужа. Поэтому ты должен выкорчевать материал, с помощью которого она сама делает из себя больную. Мой тебе совет: не выписывай ее из приюта до тех пор, пока она не выразит большое желание возобновить нормальную жизнь.
Здоровье фрау Эмми улучшалось. Гипнотизер доктор Фрейд продолжал внушать, что она достаточно волевая женщина и на нее не должны действовать старые воспоминания. Он напрямик просил ее порвать с этим прошлым и разбросать обрывки по ветру.
