Взгляд Йозефа был устремлен на книжную полку над головой Зигмунда.
Несколько дней спустя он зашел в кабинет Зигмунда, чтобы обсудить дело молодой женщины, которое показалось ему с медицинской точки зрения странным. Когда он рассказал о симптомах, Зигмунд заметил:
– Йозеф, мне кажется, что это случай ложной беременности.
Йозеф с удивлением уставился на него, затем он выбежал, даже не попрощавшись. Марта, наблюдавшая, как он поспешно выскочил из дома, прошла в кабинет мужа и спросила:
– Что произошло с Йозефом?
Зигмунд почесал свою бородку, как бы тем самым показывая, что и сам удивлен.
– Не могу себе представить. Он поинтересовался моим диагнозом, когда же я осмелился высказать догадку, он убежал, как лань в лес.
3
Рождение второго сына, Оливера, в феврале 1891 года не оставляло сомнений, что предстоит переезд. Квартира не имела удобной детской комнаты, и ее замена оказалась делом непростым: прежде всего это было своего рода признанием, что первый выбор оказался опрометчивым. А в Вене переезд считался признаком нестабильности.
– Венцы более верны клятве верности своей квартире, чем супруге, – комментировал Флейшль.
Условия аренды сохраняли силу на весь июль. На протяжении нескольких месяцев Зигмунд и Марта осмотрели десятки квартир в домах, на которых висели объявления «сдается». Однако все увиденное не отвечало их потребностям. В один из июльских дней, когда Марта и дети находились на вилле в Рейхенау, около Земмеринга, Зигмунд прогуливался вдоль Дунайского канала в тени плакучих ив и наслаждался видом мостов на фоне густой зелени Венского леса. На противоположном берегу буйно цвели герани, ноготки, люпины. Вода бесшумно, но быстро скользила вдоль гранитных набережных зеленовато–коричневого цвета. Молодые матери гуляли с грудными детьми в колясках на высоких рессорах. На скамьях и парапетах сидели горожане лицом к солнцу, с закрытыми глазами, нежась в его лучах, подобно разомлевшим ящерицам.
Пройдя рынок Тандель – старинный живописный блошиный рынок Вены, Зигмунд пересек площадь, к которой стекались пять улиц, и начал подниматься по Берг–гассе – одной из самых крутых венских улиц. Он часто взбирался по ней на пути в лабораторию профессора Брюкке, расположенную в верхней части. Остановившись у дома номер 19, на двери которого висело объявление «сдается», он быстро окинул оценивающим взглядом верх и низ улицы: широкая, застроенная по обеим сторонам пятиэтажными домами с лавками на нижних этажах, напротив – Академия экспорта. Это была респектабельная улица, где жили горожане среднего класса. Фасады домов украшены без излишества скульптурами, тротуары вымощены каменной брусчаткой с обычным для Вены полудуговым рисунком.
Дверь была открыта. Зигмунд вошел, миновал холл, чтобы вызвать смотрителя дома. В ожидании он встал у открытой двери во внутренний дворик, затененный четырьмя деревьями, с ухоженной лужайкой и цветущими кустами, в его дальнем углу в нише высилась скульптура девушки, у ног которой бил фонтан. Вся эта картина создавала впечатление благополучия.
Он поинтересовался размером платы и услышал цифру меньше той, которую он платил за прежнее помещение. Конечно, в сравнении с их нынешним Шоттерингом район не был столь изысканным.
«Но, – прикидывал Зигмунд, – на площади сходятся несколько трамвайных линий, еще одна линия есть на улице Веригерштрассе, сразу за углом. К дому легко добраться на фиакре, так что пациентам будет не трудно приехать. На площади работают несколько рынков, близко Дунайский канал, есть парки, где могут играть дети. Помещение нужно снять, оно прекрасно подходит нам».
Его подмывало тут же договориться об аренде, но он промолчал, когда спускался вместе со смотрителем вниз. Остановившись на первом этаже, он спросил:
– Кто здесь живет?
– Старый часовщик, холостяк по имени Плояр. Владеет мастерской в центре города. Проводит все дни там, а вечера – в кофейне на углу со своими друзьями из той же гильдии. Не знаю, зачем ему нужно помещение; каждые три месяца угрожает съехать, будучи недовольным рентой.
Зигмунд почувствовал толчок в груди.
– Могу ли я посмотреть? Только на миг? Возможно, мне захочется снять это помещение вместе с квартирой наверху, как только ваш часовщик откажется от аренды.
Он вручил сопровождавшему несколько крейцеров, и тот открыл дверь. За нею находились пять комнат, точная копия комнат на верхнем этаже, но с более низкими потолками. Имелись фойе и гостиная, две спальни, которые можно было превратить в приемную и кабинет, и небольшая кухня, бесполезная для семьи, но подходящая для обработки инструментов.
– Каков размер аренды за эти помещения?
Когда смотритель дома назвал сумму, Зигмунд с трудом подавил вздох удовлетворения: аренда обоих помещений была чуть выше той, что он выплачивал последние пять лет. Не сдержав своего возбуждения, он вытащил банкноту из бумажника и вложил в руку сопровождавшего.
– Это как свидетельство серьезности намерений. Я должен сообщить своей жене, привести ее сюда…
– Понимаю, господин доктор. Я буду сохранять для вас верхнее помещение столь же надежно, как эти деньги.
Марта, приехавшая из Рейхенау, не проявила энтузиазма. Она не горела желанием поменять нынешние современные кухню и ванную на более старые; но когда она прошла по просторным комнатам с высокими лепными потолками и красивым паркетом, ее мина стала понемногу меняться. Она взяла мужа под руку и, улыбнувшись, повернулась к нему.
– Это будет семейный дом, – мягко сказала она. – Он достаточно большой, чтобы вместить наше будущее.
В середине июля зной прогнал венцев в горы. Целыми днями Зигмунд сидел в своем кабинете, и ни один пациент не постучался в дверь. Сократившийся доход заставил его переключиться с импортных гаванских
