Он лукаво улыбнулся:
— Я уж не говорю о том, что ты, проявив неуважение к клиентке, отказалась посетить вечеринку по случаю ее счастливого избавления. А между прочим, все перипетии этого шумного чествования будут подробно описаны завтра же во всех желтых газетах и на телевидении.
Мэг тоже улыбнулась:
— Ты хочешь сказать, что я поступила неумно?
— Я не скажу этого только в том случае, если ты согласишься компенсировать свой промах ужином в моем обществе. Сегодня.
Мэг нахмурилась.
— Не поздно, — добавил Данни. — Ужин, только и всего. Если, конечно, у тебя не назначено другого свидания.
Мэг покачала головой. Она не рассказывала Данни о своем разрыве с Роджером Барретом. Ей было стыдно услышать в ответ что-нибудь вроде: «Ну, вот опять. Ты в своем репертуаре».
— Значит, договорились. Это будет наш маленький праздник. Меня злит исход дела, но за тебя я искренне рад. Рад, что ты опять выиграла.
— Правда?
— Правда. И да потонет моя злость в огромной чашке со спагетти!
Метрдотель отвел их к столику в дальней части зала. Данни шепнул ей сзади на ухо:
— Гадко сознавать, что ты выше меня. Кто тебя просил надевать их?
Мэг поняла, что он имеет в виду ее трехдюймовые каблуки. Собственный ее рост составлял пять футов семь дюймов. Данни был на два дюйма выше, но вот с этими каблуками… Мэг улыбнулась. Он часто ставил ее в тупик своей прямотой. Но она знала, что провести сегодняшний вечер в его обществе — это лучший способ поднять настроение. Данни поможет ей справиться с нахлынувшим ощущением одиночества и горьким похмельем после очередной победы в суде.
Они сели за столик, Данни разгладил руками скатерть.
— В красно-белую клетку, — проговорил он. — Мой любимый узор.
Мэг рассмеялась:
— Ты просто милашка, Данни.
— Ого! Неужели Дева Айсберг расщедрилась на проявление душевного тепла?
Мэг поморщилась. «Дева Айсберг» — так ее прозвали газетчики по окончании процесса, на котором она представляла интересы финансиста с Уолл-стрит[2], обвинявшегося в изнасиловании дочери одного дипломата с Ближнего Востока. Шестнадцатилетняя девочка с большими темными глазами расплакалась в зале суда, чем снискала всеобщее сочувствие. Но Мэг построила защиту на том утверждении, что потерпевшая отнюдь не была такой уж невинной овечкой. И ей удалось убедить в этом суд присяжных. «Власти» опять не смогли составить ей конкуренции. С тех пор ее называли в прессе «Девой Айсберг». И газетчики даже не подозревали о том, насколько они были правы.
Мэг опустила глаза:
— Прошу тебя, не называй меня так.
— Извини, — тихо проговорил Данни. — Я просто задница.
Мэг заставила себя улыбнуться:
— Точно.
Они заказали бутылку «Кьянти» и некоторое время сидели молча. Мэг смотрела на пламя свечи и пыталась расслабиться.
— Что у тебя на очереди? — спросил наконец Данни.
Мэг покачала головой:
— Не знаю. Мы не ожидали, что этот процесс закончится так скоро.
— И твои компаньоны разочарованы тем, что их гонорары оказались не такими большими, как намечалось?
Она накрыла его руку своей:
— Давай не будем сейчас об этом, хорошо?
Он взглянул на ее руку:
— Извини, Мэг. Но порой становится на душе довольно дерьмово, когда наблюдаешь за тем, как защищают виновного.
Она убрала руку и сделала еще глоток. Вино ожгло гортань.
— Я много раз представляла и интересы невиновных. Как, скажем, в случае с Дональдом Хаггерти.
Ей вдруг вспомнилось то дело. Пришлось защищать малоприятного старика, обвинявшегося в убийстве невестки, которая охотилась за семейным состоянием. Мэг доказала, что настоящим убийцей был сын Хаггерти, которого обвинение рассматривало в качестве своего главного свидетеля. Суд присяжных согласился с Мэг.
— Не обижайся, крошка, — сказал Данни, — но ты защищаешь всякого, кто готов заплатить твоей фирме дикие денежки.
Мэг вцепилась в соломинку, торчавшую из бокала. Данни, конечно же, был прав. Но если Мэг не будет защищать богатых клиентов, их все равно станет защищать кто-то другой. И этот другой заберет себе весь гонорар. Проблема нравственного выбора впервые встала перед ней много лет назад, и она тогда же приняла твердое решение. Раз и навсегда.
— Дональд Хаггерти был невиновен, — сказала она, чувствуя, что говорит неубедительно.
— Дональд Хаггерти был богат. Да и дело получило в газетах шумную рекламу.
Мэг снова пригубила вино. «Пошел ты, Данни! Я сделала свою работу». Поставив бокал на стол, она уставилась на играющую бликами красную жидкость. Она хорошо знала Данни и понимала, что он ни в чем ее не обвиняет. Просто отводит душу по поводу сегодняшнего решения суда, выпускает пар. Чувствует и свою вину: ведь это он собрал улики, которые помогли Мэг спасти Холли от наказания.
— Загляни правде в глаза, Мэг, — продолжал Данни. — Неужели ты всерьез полагаешь, что сегодня прозвучал бы оправдательный приговор, если бы Холли не была столь… — Запнувшись, он стал искать подходящее слово.
— …известна в обществе? — попробовала угадать Мэг.
— Богата.
— Если бы не горела дикой жаждой сенсации?
— Если бы не горела диким желанием привлечь к себе всеобщее внимание.
Мэг удивленно повела бровью:
— Ну, так и что?
Данни завернул край скатерти.
— Ничего. Ты права. Давай поговорим о чем-нибудь другом. О сексе, например.
Мэг от неожиданности рассмеялась:
— Лучше не надо. Поговорим о чем-нибудь приятном.
Данни только тихо присвистнул:
— Ага, выходит, горизонт опять чист и ты ждешь появления нового мужика.
— Да, от последнего я избавилась. И больше не хочу.
— Значит, ты все-таки послала своего Кролика Роджера[3].
Она улыбнулась:
— Баррет. Его звали Роджер Баррет.
Данни откинулся на спинку стула. Мэг чувствовала, что он буравит ее своим взглядом.
— Что-то я не пойму, Мэг. Господь тебя вроде ничем не обидел. Блестящий, удачливый адвокат. Очаровательная женщина. — Он подался вперед, улыбнулся и, понизив голос, проговорил: — Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что ты писаная красавица? О, эти густые каштановые волосы, сексапильная улыбка Карли Саймон, эти длинные ножки… — Он тихо застонал, зажмурился и приложил руку к своей груди. — О, что за ножки!..
Мэг снова рассмеялась:
