порочной.
– Хватит проповедей, – сказал я. – Говорите прямо, что хотите сказать, – мне хотелось поскорее уйти из этой раскаленной кухни, вернуться в старый бабушкин дом и не выходить из него.
– Хорошо, – лицо ее было суровым, как зима. – Кто-то проезжавший мимо пруда услышал крики и вызвал полицию. Когда туда приехал старый Уолтер Говр, он нашел тебя лежащим на камнях. Лицо у тебя было в крови. Алисон была мертва. Ее обнаружили в воде недалеко от берега. Вы оба были голыми, и она оказалась... ну, не девушкой.
– И что, вы думаете, произошло?
– Я думаю, что она соблазнила тебя, и произошел несчастный случай. Ты убил ее, но не намеренно, – ее бледное лицо покраснело, будто в него втерли краску. – Я никогда не знала физической любви, Майлс, но думаю, что она не обходится без резких движений, – она посмотрела на меня в упор. – Тебя нельзя в этом обвинить – по правде говоря, многие женщины в Ардене думали, что она получила то, что заслужила. Уолтер Говр определил это, как смерть от несчастного случая. Он был Добрый человек и знал, что такое неприятности с сыновьями. Он не хотел губить твою жизнь. К тому же ты был из Апдалей. Люди в долине уважали нашу семью.
– Скажите мне вот что. Когда все лицемерно жалели меня, а на самом деле обвиняли, неужели никто не поинтересовался: кто позвонил тогда в полицию?
– Он не назвал фамилии. Наверно испугался.
– И вы действительно верите, что крики от пруда слышны на дороге?
– Может быть. Во всяком случае, Майлс, люди помнят эту старую историю.
– Ну и черт с ними. Думаете, я не знаю? Даже дочь Дуэйна знает об этом, и ее чокнутый дружок тоже. Но я привязан к своему прошлому, и потому я здесь. Ни в чем, кроме этого, я не виновен.
– Всем сердцем надеюсь, что это так, – сказала она. Я слышал, как ветер снаружи трещит в ветвях, и чувствовал себя персонажем из сказки, прячущимся в пряничном домике. – Но этого мало, чтобы спасти тебя.
– Я знаю, в чем мое спасение.
– Спасение в труде.
– Старая добрая норвежская теория.
– Так работай! Пиши! Или помогай в поле! Я усмехнулся, представив себя и Дуэйна в поле с косами.
– Я думал, вы опять предложите мне уехать. Только Белый Медведь меня не выпустит. Да я и сам не поеду.
Она поглядела на меня, как мне показалось, в отчаянии.
– Вы не понимаете, тетя Ринн, – сказал я. – Я не могу уйти из своего прошлого, – на середине фразы я зевнул.
– Бедный уставший мальчик.
– Да, я устал, – признался я.
– Спи сегодня здесь, Майлс. А я помолюсь за тебя.
– Нет, – сказал я автоматически, – спасибо, – и потом подумал о долгом пути назад, к машине. Батареи, должно быть, сели, и придется идти домой пешком. В темноте.
– Ты можешь уйти рано утром. Я тебя разбужу.
– Ну, может быть, пару часов, – начал я и опять зевнул. На этот раз я успел закрыть рот рукой. – Вы очень добры.
Она скрылась в соседней комнате и появилась со стопкой белья и вязаным пледом.
– Пошли, сорванец, – приказала она, и я покорно прошел за ней в комнату. Там было почти так же жарко, как в кухне, но я позволил тете Ринн накрыть кровать пледом.
– Ни один мужчина не спал в моей постели, и я слишком стара, чтобы менять свои привычки. Надеюсь, ты не сочтешь меня негостеприимной?
– Нет, тетя Ринн.
– Я не шутила насчет молитвы. Говоришь, ты видел ее.
– Три раза. Я уверен, что это она. Она вернулась, тетя Ринн.
– Я скажу тебе одну вещь. Если я ее увижу, я этого не переживу.
– Почему?
– Она не позволит.
Для одинокой старухи почти девяноста лет Ринн удивительно эффектно удавалось заканчивать разговор. Она вышла, погасила свет в кухне и удалилась в свою спальню, закрыв за собой дверь. Я слышал шуршание ткани, когда она раздевалась. В комнате пахло дымом, но этот запах мог идти от печки. Ринн начала что-то бормотать под нос.
Я снял рубашку и джинсы, все еще слыша ее сухой старческий голосок, похожий на тиканье часов. Под этот голос я провалился в сон, самый глубокий и мирный с тех пор, как я покинул Нью-Йорк.
Через несколько часов меня разбудили два разные звука. Одним был необычайно громкий шорох листьев наверху, как будто лес навис над домом и готовился и нападению. Второй еще более обеспокоил меня – тихий шепот тети Ринн. Сперва я подумал, что она все еще молится, потом догадался, что она говорит во сне. Повторяет одно слово, которое я не мог расслышать в шуме деревьев. Запах дыма по-прежнему висел в воздухе. Когда я, наконец, разобрал, что говорит тетя, я присел в постели и потянулся за носками. Она снова и снова бормотала сквозь сон имя моей бабушки.
– Джесси. Джесси.
Я не мог слушать это и сознавать, как сильно беспокою единственного человека в долине, который хочет мне помочь. Я быстро оделся и вышел в кухню. Бледные листья налипли на окно снаружи, похожие на руки. Точнее – на руку одного из моих преследователей в Ардене. Я включил лампу. Голос Ринн продолжал взывать к ее сестре. Огонь в печи превратился в царство красных угольков. Побрызгав на лицо водой, я почувствовал засохший слой микстуры Ринн. Она отдиралась кусками, усеивая коричневыми пленками дно раковины., Закончив процедуру, я заглянул в зеркальце, висящее на гвоздике на двери. На меня смотрело большое мягкое лицо, с розовыми пятнами на лбу и щеках, но в остальном невредимое.
На столе среди записей, касающихся ее яичного бизнеса, я отыскал листок бумаги и ручку и написал:
Я вышел в ночь, полную звуков. Мои промокшие туфли хлюпали по выступающим из земли корням деревьев. Я прошел высокое здание, полное спящих кур. Потом вышел на тропинку, откуда было уже рукой подать до полей, светлых на фоне индигового неба. Переходя ручей, я вновь услышал кваканье лягушек, охраняющих свою территорию. Я шел быстро, борясь с желанием оглянуться. Если кто-то и наблюдал за мной, то только яркая звезда в небе, Венера, посылающая мне свет уже многолетней давности.
Лишь когда меня овеял ветерок с полей, я заметил, что запах дыма следовал за мной еще долго после того, как я покинул дом Ринн.
Венера, освети мой путь давно ушедшим светом.
Бабушка и тетя Ринн, благословите меня.
Алисон, покажись мне.
Но спустившись по дороге, я увидел только “фольксваген”, похожий на свой собственный труп. Его силуэт в тусклом свете звезд был таким же жалким и зловещим, как Волшебный Замок Дуэйна. Я подошел к нему, с новой болью разглядывая разбитые стекла и вмятины. Света не было, конечно же сели батареи.
Я открыл дверцу и рухнул на сиденье. Потом провел рукой по розовым отметинам на лице, которые начинали чесаться.
– Черт, – громко сказал я, думая о том, как трудно будет поймать грузовик с тросом в десяти милях от Ардена. Тут я увидел, что ключа в зажигании нет. В полном недоумении я надавил гудок.
– Что такое? – спросил человек, подходящий ко мне со стороны фермы Сандерсонов. Я разглядел внушительный живот, плоское лицо без признаков радости и нос кнопкой – знак фамильного сходства с Тутой Сандерсон. Как у большинства людей по кличке “Ред”, волосы у него были тускло-оранжевого оттенка. Он перешел дорогу и положил свою большую руку на открытую дверцу моей машины. – Что вы тут гудите
