части, приземлился на пятки и побежал. Служащий парковки «Форцгеймера» куда-то испарился. Черный автомобиль стремительно и плавно скользнул вперед и чуть в сторону со скоростью мангуста, преследующею кобру, и – соломенная шляпа взметнулась в воздух.
– Нет! – закричал Андерхилл и ткнулся лбом в холодное окно.
Полотняное плечо и седая голова мелькнули и исчезли, стертые длинным телом черной машины.
Дыхание Тима затуманило стекло.
Колеса неумолимо перемололи тело. Миновала ужасающе долгая секунда, возможно – две, и автомобиль, набирая скорость, помчался к Гранд-авеню. Старичок лежал неподвижно на асфальте: длинные ноги поджаты, одна рука откинута в сторону. Тим безуспешно пытался припомнить номер машины.
Неужели никто не видел убийства? Тим кинулся к телефону на столе, затем – к окну, чтобы вновь взглянуть на место преступления. Вот теперь на улице было полно народу. Двое парней в просторных куртках – один в пыльно-красной, второй – цвета морской волны – стояли у машины со стороны водителя. У того, что в синей куртке, была «длинноклювая» черная бейсболка, козырьком закрывавшая пол-лица. Еще один мужнина и молодая женщина подбежали к старичку в полотняном костюме и, пока Тим наблюдал, протянули ему руки. А тем временем старичок – как оказалось, не только не погибший, но, похоже, и не пострадавший – вдруг поднялся и сел Молодая женщина с наушниками спешно пробилась сквозь небольшую толпу, держа в руке канотье. Мужчина в фетровой шляпе и костюме в тонкую полоску выбрался из машины, показал рукой назад, в дальний конец улицы и кивнул на что-то, сказанное парнем в бейсболке. У «полосатого костюма» тоже был наушник.
Тим толкнул раму вверх и высунулся. Старичок в полотняном костюме, уже не казавшийся таким старым, водрузил на голову канотье и засмеялся словам молодой женщины. Большинство собравшихся стали расходиться. Черный автомобиль сдавал задним ходом по Джефферсон-стрит. Тим только сейчас заметил голого по пояс мужчину в шортах, сидевшего рядом с огромной камерой на тележке, скользящей по миниатюрным рельсам.
Заезжая киногруппа превратила Джефферсон-стрит в съемочную площадку.
Тим наблюдал, как актер в полотняном костюме припустил рысцой вверх по кирпичным ступеням миллхэйвенского «Атлетического клуба» и нырнул в дверь, дожидаться следующего дубля. И снова улица опустела. Через пару минут старичок вновь появится на ступенях, вновь метнется по улице машина, пути человека и автомобиля пересекутся, и вновь произойдет то, что со стороны покажется убийством. А потом все будет повторяться опять и опять – до тех пор, пока не стемнеет.
Тим закрыл окно и подошел к телефону на письменном столе. Когда портье ответил, он спросил, что происходит на улице.
– Что снимают – фильм или телесериал?
– Фильм Крупнобюджетный. Режиссер какая-то шишка вроде Скорсезе или Копполы. Группа будет тут работать еще пару дней, а потом поедут снимать в район товарных складов.
Тим припомнил тот район со складами в нескольких кварталах к югу от Гранд-стрит – с незапамятных времен люди звали это место именно так. А еще Тим припомнил времена, когда портье в «Форцгеймере» вкладывали абсолютно другой смысл в слово «снимать».[6]
– А, ну да, – проговорил Тим, – газовые фонари, булыжная мостовая… А о чем фильм? Разгул мафии и все такое?
– Гангстеры, автоматы «томми», – сказал портье. – Всякий раз, когда собираются снимать боевик о Чикаю тридцатых, приезжают к нам в Миллхэйвен.
Тим опять подошел к окну. Снова появился «доктор». Подергивая плечами и локтями, он сошел с тротуара, создавая, как и в первый раз, впечатление спешки и беспокойства. А вот и раритетный автомобиль с боковыми подножками и запаской на багажнике стал набирать скорость, устремляясь на юг по Джефферсон-стрит, которая на самом деле будет не Джефферсон-стрит, а какой-нибудь улицей Чикаго – Зюйд-Диэрборн или Зюйд-Кларк. Актер замер, отклонился назад, сделал широкий прыжок вперед; машина дернулась, как живое существо, и вновь полетела соломенная шляпа Актер исчез под колесами антикварной машины. Теперь Тим заметил, как наезжает вторая камера и за ней – парень в черной бейсболке. В момент съемки первого дубля все это тоже происходило, однако тогда Тим оператора не заметил.
По инерции его взгляд переместился к северу, к аккуратному небольшому парку за автостоянкой клуба Разрезавшие его тропинки сходились в центре заасфальтированного пятачка с деревянной скамьей и высохшим фонтаном Буки отбрасывали угловатые тени на траву. Старушка кидала хлебные крошки стайкам драчливых воробьев. С возвышавшейся над площадью колокольни собора колокола пробасили трижды, выплеснув ленивое «бум-бум-бум», повисшее, как бронзовая дымка в прозрачном воздухе. Затем внимание Тима привлек спор двух подростков, шагающих к площади. Небрежность их одежды – одинаковой, словно у близнецов, которых так одевают родители: мешковатые джинсы, широченные футболки (бледно-голубая и темно-синяя), широченные толстовки (бледно-желтая и серо-белая) – усиливала горячность их жестов. В дальнем конце площади они свернули направо и пошли к «Форцгеймеру» по противоположной стороне Джефферсон-стрит.
У того, что повыше ростом, были стриженые темные волосы и плечи настолько широкие, что руки его, когда он жестикулировал, разлетались на немыслимое расстояние от худенького тела Он шел спиной вперед и размахивал руками. Второй был пониже, шире, упитаннее, с длинными рыжеватыми волосами, с невозмутимым лицом комика; но Тим видел, что его природная невозмутимость удерживалась на последнем пределе. Он постепенно сбавлял шаг, затем сунул руки в широкие низкие карманы просторных джинсов и вздернул их, этим жестом словно спрашивая: «А что я-то могу сделать? Извини, ничем тебе помочь не могу». Пританцовывая перед ним, темноволосый паренек будто бы говорил: «Чувак, мне без тебя никак, давай решайся». Дуэт мимов был бы не в состоянии лучше изобразить ни глубину разногласия двух друзей, ни страсть одного и упорство второго. Высокий остановился и сжал руками виски. Тим понял, что паренек ругается, и понадеялся, что тот не пытается склонить своего рыжеволосого друга к чему-то незаконному. Хотя они спорили, похоже, совсем о другом Речь шла о чем-то очень серьезном, о крупных неприятностях некриминального характера. «Кончай, нам же влетит, мало не покажется!» против «Все, хорош, я не буду, и ты тоже, понял?»
Тиму показалось, что он услышал вопль разочарования и возмущения.
Рыжий увернулся от своего жестикулирующего друга и зашагал дальше по тротуару. Высокий догнал его, ухватил за плечо. Невероятно привлекательный в своих бледно-голубых с желтым одежках, он вскинул руку и указал на окно Тима Андерхилла или куда-то рядом Инстинктивно Тим отшатнулся. И почти сразу же подался обратно к окну, подстегнутый неожиданной мыслью. Высокий паренек с темными бровями и чистыми чертами лица был очень хорош собой, даже прекрасен. Секундой позже внезапная догадка Тима Андерхилла наконец дошла до сознания и выдала информацию: он глядел на своего племянника Марка. Будто в соответствии с некой программой улучшения поколений то, что во внешности матери казалось приятным, но обыкновенным, в облике сына стало прекрасным. По-видимому, Марк понятия не имел, насколько он привлекателен.
Следующее сообщение, зарегистрированное рассудком, подсказало, что Марк, по-видимому, беседует со своим рыжеволосым дружком о Тиме. Возможно, Филип упомянул, что дядя должен приехать на похороны, и попытался разузнать, остановился ли его брат в «Форцгеймере». Если Марк говорил о нем, значит, Тим играл некую роль в споре двух мальчиков. Что это за роль, размышлял Тим, чего они ждут от меня – совета, инструкции, решения?
Что бы ни задумал Марк – а это и в самом деле был Марк, – он решил приберечь свой запал до следующей битвы. Он взял передышку, но не капитулировал, что было видно по его неловкой сутулости, по легкости шага, чуть искривленной линии поджатых губ. Рыжеволосый вновь заговорил, но Марк пожал плечами в притворном безразличии.
Было почти больно видеть, как красив стал Марк и насколько он еще похорошеет – ведь его судьба уже определена Только взгляните на этого мальчика, шагающего по тротуару. Он изо всех сил старается сделать вид, будто настолько крут, что даже смерть матери не ранила его.
Ребята остановились поглядеть, как человек в полотняном костюме и канотье в очередной раз сбегает по ступеням клуба Глядя на актера во время съемок, невольно чувствуешь неприязнь к нему, когда вдруг понимаешь, что он всего лишь играет роль…
