Не думая о том, что делает, интуитивно, Джек берется левой за правую руку Дока, а правой — за левую Дейла. Дейл берет за руку Нюхача, и банда Сойера вскидывает руки, стоя лицом к толпе.
Которая, разумеется, приходит в экстаз. Если бы не случившееся через несколько мгновений, это зрелище стало бы хитом десятилетия, а то и всего века. Они гордо стоят на платформе, живые символы победы, вскинув сцепленные руки к небу, толпа ликует, видеокамеры жужжат, «никоны» щелкают. Именно в эту минуту женщина из третьего ряда начинает проталкиваться к платформе. Она тоже нам знакома, но требуется секунда или две, чтобы узнать ее, потому что она не имеет никакого отношения к событиям, столь подробно нами описанным. Она просто… присутствовала в них. Две сотни мест перед платформой разыгрывались в лотерее, в которой принимало участие все взрослое население Френч-Лэндинга, и листочки с фамилиями счастливых победителей вытаскивали из большой чати Дебби Андерсон, Пэм Стивенс и Дит Джесперсон. Этой женщине достался номер 199. Люди подаются в стороны, давая ей пройти, автоматически, не замечая, что делают, потому что все их внимание приковано к стоящим на платформе. Женщина очень бледная, светловолосая, от нее пахнет потом, бессонницей и водкой. В руках у нее сумочка. Сумочка открыта. Она сует в сумочку руку.
И мы, прожившие всю второю половину двадцатого века и ставшие свидетелями десятка убийств и покушений на убийство видных политиков, понимаем, что она хочет достать из сумочки. Мы хотим закричать, предупредить четверых мужчин, которые стоят на платформе, сцепив вскинутые руки, но мы ведь можем только наблюдать.
Только чернокожий мужчина в солнцезащитных очках видит, что происходит. Он поворачивается, пытается пробраться к Платформе, но чувствует, что она опередит его, что он опоздает.
«Нет, — думает Спиди Паркер, — не может все так закончиться. Не может».
— Джек, ложись! — кричит он, но никто не слышит его за аплодисментами, приветствиями, пароходными гудками. Толпа будто специально блокирует его, отталкивает, не пропускает к платформе. В какой-то момент Уэнделл Грин — его голова мотается из стороны в сторону, как у эпилептика во время припадка — оказывается на пути убийцы. Она отшвыривает его с пути с сумасшедшей силой. Почему бы и нет? Она и есть сумасшедшая.
— Друзья… — говорит Дейл практически в микрофон, и динамики, установленные на деревьях, воют от акустической обратной связи. Он все еще держит левой руку Джека, а правой — Нюхача. Па его лице играет улыбка. — Благодарю вас, друзья, мы, безусловно, ценим вашу поддержку, но если бы вы могли успокоиться…
Вот тут Джек и видит ее.
Минуло много времени, годы, но он узнает ее сразу. Не может не узнать: она плюнула ему в лицо в один из дней, когда он выходил из здания лос-анджелесского суда. Плюнула в лицо и назвала мерзавцем. «С тех пор она похудела на пятьдесят фунтов, — думает Джек. — Может, и больше». Тут он замечает, что ее рука в сумочке, и еще до того, как она вынимает руку, знает, что сейчас произойдет.
Самое ужасное, что он ничего не может с этим поделать. Док и Дейл крепко держат его за руки. Он набирает полную грудь воздуха и кричит, как положено копам по инструкции: «Оружие!» Но Дейлу, должно быть, слышится совсем другое, потому что он довольно кивает, как бы говоря: «Ну до чего здорово все идет!» Джек видит, как сквозь кричащую, хлопающую толпу к женщине пробивается Спиди Паркер, но если в рукаве у Спиди нет магического заклинания…
Заклинания нет. Спиди Паркер, известный в Долинах как Паркус, только вываливается из толпы в проход, когда женщина, стоящая у платформы, достает оружие. Оружие серьезное, «бульдог»[132] тридцать второго калибра, его рукоятка обмотана черной изолентой, и Джек какие-то полсекунды надеется, что пистолет выскользнет у нес из рук.
— Оружие! — вновь кричит он, слышит его Док Амберсон, видит женщину у платформы.
— Твою мать, — вырывается у него.
— Ванда, нет! — кричит Джек. Док отпускает его руку (Дейл по-прежнему крепко держит), и Джек протягивает ее к женщине, как транспортный коп. Первая пуля Ванды Киндерлинг пробивает ладонь, чуть откланяется и попадает Джеку в левое плечо.
Ванда что-то ему говорит. За шумом Джек слов не слышит, но и так знает: «Получай, сукин сын. Торни передает тебе привет».
Оставшиеся пять пуль она всаживает в грудь и шею Джека.
За криками и аплодисментами никто не слышит выстрелов пистолета Ванды, но у Уэнделла Грина фотоаппарат наготове.
И когда детектива отбрасывает назад, палец нашего любимого репортера рефлекторно нажимает на кнопку спуска «никона».
Он отщелкивает восемь кадров. Третий — самый удачный, который скоро встанет в один ряд с фотографией морских пехотинцев, поднимающих флаг над Иводзимой[133] или Ли Харви Освальда, хватающегося за живот на автостоянке полицейского участка в Далласе. На снимке Уэнделла Джек Сойер спокойно смотрит вниз на стреляющего (его едва видно в самом низу).
Выражение лица можно истолковать как прощение. Свет четко виден сквозь дыру в ладони. Капли крови, красные, как рубины, висят в воздухе рядом с шеей, вспоротой пулей.
Крики и аплодисменты как отрезает. Над толпой повисает тишина. Джек Сойер, с двумя пулями в легких и одной в сердце, с пробитыми рукой и шеей, стоит на краю платформы и смотрит на дыру между растопыренными пальцами и запястьем. Ванда Киндерлинг, ощерившись, не сводит глаз, с Джека. В глазах Спиди Паркера застыл ужас, который не могут скрыть даже солнцезащитные очки. Слева от него, на одной из четырех вышек телевизионщиков, молодой оператор теряет сознание и падает на землю.
А затем застывший мир, который Уэнделл, сам того не зная, запечатлел на фотопленке, приходит в движение.
Ванда Киндерлинг кричит: «Увидимся в аду, Голливуд», — потом это подтвердили несколько человек, и приставляет дуло пистолета тридцать второго калибра к виску. Выражение глубокой удовлетворенности сменяет недоумение, когда вместо выстрела раздается сухой щелчок: обойма пуста.
Мгновением позже она уже потеряна для этого мира: сломанная шея, сломанное левое плечо, четыре сломанных ребра.
Это Док прыгает на Ванду с платформы, сшибает с ног и приземляется на нее. По пути его левая нога задевает голову Уэнделла Грина, но тот отделывается лишь царапиной на ухе. Должно же и ему когда-то повезти, не так ли?
На платформе Джек Сойер в изумлении смотрит на Дейла, пытается что-то сказать, но не может. Его шатает, еще секунду-другую он остается на ногах, потом падает.
На лице Дейла, только что таком радостном, отражается ужас. Он хватает микрофон и кричит: «В НЕГО СТРЕЛЯЛИ! НАМ НУЖЕН ВРАЧ!» Динамики отвечают воем акустической обратной связи. Ни один врач не поднимается на платформу. Многих в толпе охватывает паника, и они бегут куда глаза глядят. Паника нарастает.
Нюхач, опустившись на одно колено, переворачивает Джека. Джек смотрит на него, силясь что-то сказать. Кровь пузырится в уголках рта.
— А, черт, Дейл, это плохо, очень плохо, — кричит Нюхач, и тут его сшибают с ног. Никто и представить себе не мог, что сухощавый, старый негр, одним прыжком вскочивший на платформу, как пушинку, отбросит такого здоровяка, как Нюхач. Но это не обычный старик. (О чем нам доподлинно известно.) Его окружает белое сияние. Нюхач это видит. И его глаза широко раскрываются.
Толпа тем временем разбегается. Паника заражает и некоторых представителей прессы, как женщин, так и мужчин. Только не Уэнделла Грина. Он стоит как скала, щелкая кадр за кадром, пока пленка не заканчивается, как патроны в пистолете Ванды Киндерлинг. Он снимает негра, стоящего с Джеком Сойером на руках. Снимает Дейла Гилбертсона, кладущего руку на плечо негру. Снимает негра, который поворачивает голову и что-то говорит Дейлу. Когда потом Уэнделл спросит начальника полиции Френч- Лэндинга, что сказал ему старый негр, Дейл ответит, что ничего не помнит… а кроме того, в царящем тогда шуме он просто ничего не расслышал. Все это, разумеется, чушь собачья, но мы уверены, что Джек Сойер порадовался бы, услышав ответ Дейла. Если сомневаешься, говори, что не помнишь.
