Халли медленно-медленно сорвал большой пук травы. Осторожно протянул его овце. И потихоньку принялся отступать, заискивающе улыбаясь.
Овца опустила голову и стала снова щипать траву. На Халли она больше не глядела.
Мальчик поколебался… и бросился на нее.
Овца взбрыкнула и помчалась прочь, мимо кургана, на пустошь.
Халли рухнул на колени. На глазах у него выступили слезы. Он смотрел, как ярочка скачет по высокой траве. Вскоре она остановилась снова, не так уж и далеко. Совсем недалеко — но теперь она была недостижима. Она пропала. Последовать за ней он не мог.
В нескольких футах от него вздымался курган, мрачный и безмолвный. Если протянуть руку, можно было бы коснуться его. От одной этой мысли у мальчика волосы встали дыбом. Спотыкаясь, задыхаясь, он помчался прочь, вниз по склону, под защиту стены.
Он до самого вечера следил за склоном, но овца так больше и не показалась. Стемнело. Халли забился в свою хижину. Где-то глубокой ночью он услышал пронзительный вопль, визг смертельно перепуганного животного. Потом визг резко оборвался. Халли уставился в темноту, напрягшись всем телом. Он больше не уснул до самого рассвета.
На следующее утро он снова поднялся по склону и опасливо выглянул за пределы линии курганов.
Овца исчезла, но там и сям, разбросанные по широкой дуге, валялись на земле окровавленные клочья шерсти.
Глава 3
Когда Эгиль сказал, что старая мать Свейна похожа на жабу, Свейн вскоре прослышал об этом. Он отправился прямиком к чертогу Эгиля и прибил к дверям волчью шкуру. Эгиль опрометью выбежал наружу.
— Это что такое? Никак вызов? И где же ты хочешь сражаться?
— Прямо здесь или где угодно, тебе решать.
— Мы сразимся на Голубином утесе.
Они боролись на высокой скале, пытаясь спихнуть друг друга вниз. Свейн был уверен в себе. Его железные руки и ноги никогда его не подводили. Однако и Эгиль не уступал ему в силе. Солнце село, солнце встало, а они по-прежнему стояли на утесе, сцепившись вместе. И ни один не поддавался. Они замерли настолько неподвижно, что птицы начали садиться им на головы.
— Скоро они примутся вить гнезда, — сказал Свейн. — Вон та уже принесла прутик.
— А твоя того и гляди снесет яйцо!
С этими словами они помирились и побратались. Много лет спустя они сражались плечом к плечу в Битве на Скале.
— Конечно, это были троввы! — сказал дядя Бродир. — Они появляются только по ночам. Отчего ты в этом сомневаешься?
Халли покачал головой.
— Я не говорил, что сомневаюсь, просто… Что же они едят обычно, большую часть времени, когда не могут добыть ни человека, ни овцы?
Дядя Бродир отвесил ему дружескую оплеуху.
— Ты, как всегда, задаешь слишком много вопросов! Ответь-ка лучше сам на один вопрос. Ты уверен, что не выходил за курганы?
— Не выходил, дядя. Конечно же нет!
— Это хорошо. Потому что это бы погубило нас всех, по крайней мере так говорится в преданиях. Ладно, забудь про эту ярку. Скажи отцу, что она свалилась с обрыва и сломала себе шею. Сегодня стадо гнать уже поздно. Давай-ка разведем костер. У меня с собой свежее мясо…
На следующий день после гибели овцы Халли увидел Бродира: с пышной бородой, с крепким посохом в руке, дядя поднимался на гору, чтобы отвести его домой. Это была радостная встреча.
Бродир сказал:
— Изгнание пошло тебе на пользу. Никогда еще не видел тебя таким цветущим и жилистым. Уверен, теперь, когда ты вернешься домой, с тобой будет еще трудней сладить.
— А что, скучают по мне дома? — спросил Халли.
— Да не так чтобы очень, разве что мы с Катлой. Остальные как-то ухитряются обходиться без тебя.
Халли вздохнул и поправил сучья в костре.
— Что нового слышно?
— Почти ничего. Родители твои с ног сбились, готовятся к Собранию.
— А, так я на него не опоздаю? А то я уже начал беспокоиться…
— До Собрания еще семь дней, и Дом готовится к этому событию. Нижний луг расчистили и выкосили. Уже ставят первые землянки. Твой брат, Лейв, надзирает за приготовлениями: расхаживает повсюду в плаще, точно надутый гусак, и отдает распоряжения, да только никто их не слушает. Гудню тем временем часами сидит у себя в комнате и прихорашивается перед зеркалом: все надеется привлечь внимание подходящих мужчин из Домов, что вниз по долине. Так что ты ничего не пропустил. Да вот еще к Эйольву прицепилась странная болезнь. По утрам щеки у него краснеют, и опухают, и чешутся так, точно его бес поцеловал. Уж чем он только ни лечился, ничего не помогает!
— Ему бы стоило пошарить у себя в подушке, — невозмутимо заметил Халли. — Вдруг кто-нибудь сунул туда ветку ядовитого плюща!
Бродир фыркнул.
— Ах вот оно что! Да, возможно. Ну ничего, я подожду, пока он сам об этом догадается.
Ужин был хорош, а компания еще лучше. Бродир принес с собой мех с вином, и Халли охотно к нему прикладывался. По телу растеклось приятное тепло, и он стал слушать, как Бродир рассказывает о приключениях Свейна на пустошах, о том, как он убивал драконов, и о трех походах Свейна в чертог троввского короля. Эти истории всегда захватывали его воображение; но сейчас они еще и ложились тяжким камнем ему на сердце.
Под конец мальчик с горечью спросил:
— Дядя, а это очень плохо, что мне хочется умереть и быть похороненным вместе с героями, в их курганах? Я был бы куда счастливее, если бы жил в их времена, давным-давно, когда человек мог выбирать себе судьбу, какую захочет. А в наше время невозможно ничего добиться. Даже с троввами и то не сразишься.
Бродир хмыкнул.
— Тогда безоглядная отвага почиталась добродетелью. Теперь не то. Женщины из Совета за этим строго следят. Но имей в виду, что даже во времена Свейна герои почитались безрассудными глупцами. Уважать их стали только после смерти.
— Да уж лучше смерть, чем то, что готовят мне родители! — Халли яростно пнул торчащую из костра ветку, и костер сердито зашипел. — Отец мне не раз говорил, что я, мол, должен усердно трудиться, постигая все тонкости крестьянского ремесла. А потом, когда я окончательно одурею от скуки, мне дадут хибарку и свой надоел, где я и буду трудиться до конца дней своих, пока волосы мои не поседеют и жизнь не угаснет! Ну, он-то, понятно, говорил это другими словами…
В свете костра сверкнули зубы Бродира. Он отхлебнул вина, похлопал Халли по плечу.
— Все дело в том, мой мальчик, — сказал он, — что мы с тобой — младшие сыновья и, в сущности, лишние. Мы не наследуем должность вершителя, как Арнкель или этот идиот Лейв. Да и вступить в брак нам не так-то просто, в отличие от твоей сестрицы Гудню — если, конечно, кто-нибудь согласится терпеть ее холодный нрав. Что же нам делать? Куда деваться? Путь в горы перекрыт границей, в конце реки нас ждет
