моя способность справляться с быками или саранчой. И к тому же это ведь ты, Рехит, делаешь всё это, а не я. Не мог бы ты стряхнуть с губ эти крылышки? Спасибо. Так вот, для начала…
Кое в чем Птолемей был очень умен, даже мудр, — но далеко не во всём! На следующий день у дверей его покоев болтались ещё две женщины: одну замучили гиппопотамы, вытаптывавшие её поля, другая принесла больного ребенка. И меня снова отправили «посмотреть, не удастся ли что-то сделать». На следующее утро перед покоями стояла уже небольшая очередь, хвост которой выползал на улицу. Мой хозяин рвал на себе волосы и сетовал на злую судьбу — и тем не менее меня снова отправили разбираться с их бедами, вместе с Аффой и Пенренутетом, ещё двумя его джиннами. Так оно и пошло. Исследования его продвигались черепашьим шагом, зато его слава среди народа Александрии разрасталась стремительно, как цветы по весне. Птолемей сносил помехи с достоинством, хотя с трудом скрывал своё раздражение. Он удовлетворялся тем, что завершал пока книгу о технике вызывания духов, прочие же свои изыскания пока отложил.
Год клонился к осени, в должный срок наступило время ежегодного разлива Нила. Затем воды схлынули, обнажилась чёрная, влажная, плодородная земля, поля были засеяны, начался новый сезон. Временами очередь просителей у дверей Птолемея была длинной, временами покороче, но полностью она не исчезала никогда. Вскоре слухи об этом ежедневном ритуале дошли до одетых в чёрное жрецов великих храмов и до принца с чёрным сердцем, восседавшего на своем пропитанном вином троне.
Натаниэль
Непочтительный звук уведомил Мэндрейка о возвращении беса, заточенного в гадательное зеркало. Мэндрейк отложил ручку, которой он делал наброски текстов для очередных военных листовок, и заглянул в отполированный диск. Искаженное личико младенца прижималось к медной поверхности, словно бес отчаянно пытался вырваться наружу. Мэндрейк не обратил внимания на его корчи.
— Итак? — спросил он.
— Что — «итак»? — Бес застонал и напрягся.
— Где Бартимеус?
— Сидит на куске каменной кладки в двадцати шести милях к юго-востоку отсюда в обличье длинноволосой девушки. Она очень хорошенькая, и все такое. Но возвращаться к тебе не желает.
— Как?! Она… он отказался возвращаться?
— Ага. О-ох, как тут тесно! Шесть лет провел я в этом диске и за всё это время ни разу даже краешком глаза не повидал своей родины! Ты бы мог меня и отпустить, в самом деле. Я служил тебе от всего сердца!
— У тебя нет сердца, — заметил Мэндрейк. — Так что сказал Бартимеус?
— Я не могу тебе этого передать, ты ещё так юн! Но он был груб, ужасно груб. У меня буквально уши в трубочку свернулись. Как бы то ни было, по доброй воле он не явится, и дело с концом. Я бы на твоем месте его просто поджарил. Понятия не имею, чего ты до сих пор с ним цацкался. Ох, нет, только не в этот ящик, не надо — неужели ты не ведаешь милосердия, мерзкий мальчишка?
Завернув диск и плотно задвинув ящик стола, Мэндрейк потёр глаза. Бартимеус становился серьёзной проблемой. Джинн сделался слабее и сварливее, чем когда-либо. Такой слуга был практически бесполезен. По логике, следовало бы его отпустить, но Мэндрейку, как всегда, сама эта мысль представлялась неприятной. Почему именно — сказать было трудно. Джинн единственный из всех его слуг неизменно относился к нему без тени почтения. Его наглость была утомительна, она безмерно выводила из себя… но при этом странным образом бодрила. Мэндрейк жил в мире, где подлинные чувства вечно таились за любезно улыбающимися масками. А Бартимеус не любил его и не скрывал этого. В то время как Аскобол и компания держались раболепно и подобострастно, Бартимеус был так же дерзок, как в тот день, когда он впервые встретился с ним, когда Мэндрейк был ещё ребенком и звали его совсем иначе…
Мэндрейк позволил себе отвлечься. Он кашлянул и собрался с мыслями. Разумеется, в этом-то и проблема. Джинн знает имя, данное ему при рождении. Для человека в его положении это крайне рискованно! Если другой волшебник вызовет демона и узнает то, что ему известно…
Мэндрейк вздохнул: его мысли перескакивали с одной накатанной колеи на другую. «Темноволосая девушка. Хорошенькая». Нетрудно угадать, чьё обличье принял джинн. С тех самых пор, как Китти Джонс погибла, Бартимеус использовал её облик, чтобы издеваться над хозяином. И небезуспешно, надо заметить. Даже три года спустя при виде её лица Мэндрейк испытывал такое чувство, словно его ударили под дых. Он тряхнул головой и устало упрекнул себя. Забудь о ней! Она была изменница, она мертва, с ней покончено.
Ладно, этот несчастный демон сейчас не столь важен. Главная проблема на данный момент — это растущее недовольство, связанное с войной. И ещё — опасные новые способности, которые все чаще появляются у простолюдинов. Рассказ Фританга об уличных мальчишках, швыряющихся яйцами в демонов, — всего лишь последнее в длинном ряду неприятных событий.
Со времен Глэдстоуна волшебники придерживались общего правила. Чем меньше простолюдины знают о магии и её орудиях, тем лучше. Так что всем рабам, от самого жалкого беса до самого надменного африта, строго-настрого приказывали при исполнении поручений хозяина не показываться на глаза без нужды. Некоторые становились невидимыми; большинство же использовали разного рода маскировку. Так что по улицам столицы бродили и над крышами кишели мириады демонов, но это, как правило, оставалось незамеченным.
Однако в последнее время это правило нарушалось все чаще.
Каждую неделю становилось известно о все новых случаях обнаружения демонов. Группа школьников заметила над Уайтхоллом стаю бесов-посланцев. Дети с визгом разбежались. Волшебники докладывали, что бесы были в обличье голубей, как и положено, и никаких подозрений возбудить были не должны. Несколько дней спустя ученик ювелира, недавно прибывший в Лондон, с очумевшим видом промчался по Хорсферри- роуд и сиганул через парапет в Темзу. Свидетели утверждали, что он вопил о привидениях в толпе. При дальнейшем расследовании выяснилось, что на Хорсферри-роуд в тот день действительно работали демоны.
Если простолюдины появляются на свет с врожденной способностью видеть демонов, разброд и шатания, сотрясающие в последнее время Лондон, будут только усугубляться… Мэндрейк раздраженно потряс головой. Надо сходить в библиотеку, поискать там исторические прецеденты. Быть может, подобные казусы бывали и прежде… Вот только времени нет. В настоящем и без того достаточно сложностей. Прошлому придётся обождать.
Стук в дверь. Ненавязчиво вошёл слуга, стараясь держаться подальше от пентаклей на полу.
— Здесь помощник шефа полиции. Она хочет вас видеть, сэр.
Мэндрейк удивленно наморщил лоб.
— В самом деле? Ну что ж, проводите её ко мне.
На то, чтобы спуститься в приемную, расположенную двумя этажами ниже, и вернуться с посетительницей, у слуги ушло три минуты. Так что у мистера Мэндрейка было предостаточно времени для того, чтобы достать небольшое карманное зеркальце и тщательно себя оглядеть. Он пригладил свои стриженые волосы там, где они встопорщились, смахнул несколько пылинок с рукавов. Наконец, удовлетворившись, он погрузился в чтение бумаг, лежащих у него на столе, являя собой образец деловитости и служебного рвения.
Мэндрейк понимал, что глупо и смешно так прихорашиваться, но ничего не мог с собой поделать. В присутствии помощника шефа полиции он делался болезненно внимателен к собственной внешности.
Короткий стук в дверь. Джейн Фаррар вошла лёгкой, уверенной походкой и пересекла комнату. В руке у неё был футляр с шаром. Мистер Мэндрейк вежливо привстал, но она жестом попросила его сесть.
— Можете не говорить мне о том, какая это честь для вас, Джон. Обойдемся без пустых любезностей. Мне надо показать вам кое-что важное.
— Прошу! — Он указал на кожаный стул рядом со столом.
