Бартимеус
Ну, знаете ли! Ты провалил порученное тебе дело, послал подальше гонца и напрямик отказался вернуться, когда это было приказано. И вот ты сидишь и ждёшь, когда разгневанный волшебник как-то отреагирует. А он не реагирует! Никак! Вот уже несколько часов! Не вызывает, не пытается наказать — ничего!
И какой же он после этого хозяин?
Если и есть на свете что-то, что меня по-настоящему бесит, так это невнимание. Грубость я стерплю, жестокость тоже. По крайней мере, это показывает, что ты произвел хоть какое-то впечатление. Но оставить меня гнить здесь, как какого-нибудь завалящего беса в гадательном зеркале! Сказать, что меня это раздражало, — ничего не сказать.
Прошло почти полдня к тому времени, как я ощутил первое прикосновение к своей сущности: твердое, настойчивое, как колючей проволокой по нутру. Вызов, наконец-то! Вот и отлично, давно пора. Нет, я не стану трусливо упираться, пытаться отсидеться вдали от хозяина! Я встал с обломка трубы, потянулся, сбросил с себя Сокрытие, напугал пробегавшую мимо шавку, издал неприличный звук в адрес пожилой леди в соседнем садике и зашвырнул кусок трубы так далеко, как только мог[28] .
Хватит валять дурака! Я по-прежнему Бартимеус Урукский, гроза Аль-Ариша и Александрии! И на этот раз я был настроен решительно.
Я позволил заклятию вызова увлечь себя вверх и вперёд. Улица стремительно исчезла в водовороте вспышек и цветных полос. Мгновением позже из полос и вспышек возник типичный зал для вызываний: люминесцентные лампы под потолком, множество пентаклей на полу. Министерство информации, как всегда. Я предоставил своему телу вновь обрести облик Китти Джонс. Это было проще, чем выдумывать что-нибудь новенькое.
Ну вот. И где же этот проклятый Мэндрейк?
Вон он! Сидит за столом и пялится в кипу бумаг, которые лежат перед ним. А в мою сторону даже и не взглянул! Я прочистил горло, упер изящные руки в боки, приготовился было заговорить…
— Бартимеус!
Нежный голосок, слишком тихий, чтобы принадлежать Мэндрейку. Я обернулся, увидел хрупкую девушку с невнятно-русыми волосами, сидящую за другим столом в соседнем пентакле. Это была Пайпер, помощница моего хозяина. Сегодня она пыжилась изо всех сил, стараясь казаться строгой. Она наморщила лобик, делая вид, будто хмурится, сурово сложила пальцы домиком. И смотрела на меня, будто сердитая воспитательница в детском садике.
— И где же ты был, Бартимеус? — осведомилась она. — Тебе следовало вернуться нынче утром, когда было приказано! Мистеру Мэндрейку пришлось напрягаться и тратить время, чтобы вызвать тебя, и это сейчас, когда он так ужасно занят! Это нехорошо, ты ведь знаешь. Твоё поведение в самом деле становится чрезвычайно утомительным.
Нет, это совсем не то, на что я рассчитывал! Я вытянулся во весь рост.
— Утомительным? — воскликнул я. — Утомительным?! Или ты забыла, к кому обращаешься? Перед тобой Бартимеус — Сакар аль-Джинни, Н'горсо Могучий, строитель стен и гроза империй! Я ношу двадцать имен и титулов на множестве языков, и в каждом их слоге гремит эхо моих подвигов! Не пытайся унизить меня, женщина! Если хочешь остаться в живых, тебе стоило бы подобрать свои юбки и стремглав умчаться отсюда. Я намерен говорить с одним лишь мистером Мэндрейком.
Она щёлкнула языком.
— Бартимеус, сегодня ты решительно невыносим! Мне казалось, что тебе следовало бы быть поумнее. Так вот, у нас для тебя небольшое задание…
— Что?! Погодите-ка! — Я сделал полшага вперёд в своем пентакле. Из глаз у меня посыпались искры, кожа вспыхнула коралловым огнём. — Мне сперва надо разобраться с Мэндрейком!
— Боюсь, господин министр в данный момент не расположен разбираться с тобой.
— Не расположен? Чушь собачья! Вот же он сидит!
— Господин министр занят, он работает над сегодняшними новостями. Их вот-вот надо будет сдавать в печать.
— Ну, он вполне может на несколько минут оторваться от своего вранья[29], — возразил я. — Мне надо с ним поговорить.
Госпожа Пайпер наморщила носик.
— Ты не скажешь ничего такого, что ему стоило бы слышать. А теперь, будь так любезен, выслушай, что тебе поручено!
Я отвернулся от неё и обратился к фигуре, сидящей за столом.
— Эгей, Мэндрейк!
Ответа не последовало. Я повторил то же самое, только погромче. Бумаги у него на столе зашелестели и вспорхнули в воздух.
Волшебник пригладил свои стриженые волосы и поднял голову. Вид у него был слегка страдальческий — как будто его заставили вспомнить о старой ране, нанесенной в самое чувствительное место. Он обратился к своей помощнице:
— Госпожа Пайпер, пожалуйста, сообщите Бартимеусу, что меня нимало не интересуют его жалобы. Напомните ему, что большинство хозяев сурово наказали бы его за некомпетентность, проявленную в битве, и как ему повезло, что он до сих пор жив. Это все.
И он снова уткнулся в свою писанину. Госпожа Пайпер открыла было рот, но я её опередил.
— Пожалуйста, сообщите этому оболваненному шибздику, — отрезал я, — что меня следует немедленно отпустить. Моё могущество, хотя и по-прежнему непревзойденное, несколько уменьшилось и нуждается в восстановлении. Если он не согласится с этим разумным и справедливым требованием, я окажусь в безвыходном положении и буду вынужден действовать
Пайпер нахмурилась.
— Что значит «вопреки его собственным интересам»?
Я приподнял бровь.
— Он знает! — Я обернулся к Мэндрейку. — Ты ведь понимаешь, о чём речь, не так ли?
Он взглянул на меня.
— Да, разумеется[30].
Он надменно и подчеркнуто неторопливо положил ручку на стол.
— Госпожа Пайпер, — произнёс он, — пожалуйста, укажите этому зловредному демону, что, если, он посмеет хотя бы помыслить о некоем предательстве, я отправлю его в бостонские болота, где ежедневно гибнет не менее десятка джиннов.
— Скажите ему, что меня это уже не волнует, парень. Мои защитные чары настолько ослабели, что я с тем же успехом могу погибнуть, просто отправившись за покупками. Так какая мне разница, где пропадать?
— Скажите ему, что он, несомненно, преувеличивает собственную слабость. Это совсем не похоже на Бартимеуса, который был на короткой ноге с царем Соломоном.
— А также с Фаустом и Зарбустибалом!
— С Фаустом, Зарбустибалом и многими другими. Я не собираюсь перечислять всех поименно. Однако передайте ему, госпожа Пайпер, что, если он успешно исполнит нынешнее поручение, я, так и быть, соглашусь на время отпустить его, чтобы дать ему возможность восстановить силы. Больше я ничего обещать не могу.
Я пренебрежительно фыркнул.
— Скажите ему, что это предложение может быть принято только в том случае, если это поручение простое, не потребует много времени и не таит в себе никаких опасностей.
