Уайтхоллом, по которому медленно пробирались автобусы, а из бронированных фургонов один за другим выскакивали наряды ночной полиции, равномерно распределявшиеся в толпе. Из-за войны последнее время на улицах сделалось неспокойно, и власти не желали рисковать беспорядками в самом центре столицы. Из ниш стоящих вдоль улицы зданий следили за порядком бесы и фолиоты.
В небольшом палисадничке, отделяющем здание департамента внутренних дел от проезжей части, рос грецкий орех. Я присел на его ветку и стал ждать. Подо мной, у ворот, дежурил полисмен. Наконец дверь отворилась и появился Дженкинс. На нём был длинный кожаный плащ, в руке он нес шляпу. У ворот он кивнул охраннику, предъявил пропуск и вышел. Свернул на север, на Уайтхолл, залихватски нахлобучил шляпу набекрень и неожиданно бодрым шагом влился в толпу.
Выслеживать человека в густой толпе не так-то просто, но для такого опытного сыщика, как я, это не составляет особого труда. Тут главное — не отвлекаться. Я не сводил глаз с верхушки Дженкинсовой шляпы и летел высоко вверху, держась немного поодаль, на случай, если ему придёт в голову обернуться. Нет, конечно, не было почти никаких шансов, что он догадается о слежке, но вы ж меня знаете: я всегда все делаю на совесть. Вам придётся очень сильно попотеть, чтобы сравниться со мной в искусстве преследования[31].
За крышами домов осеннее солнце опускалось за деревья Гайд-парка, в небе висела красивая алая дымка. Воробушек смотрел на неё с одобрением. Она напоминала мне вечера вблизи пирамид, когда джинны ласточками носились вокруг царских гробниц, а…
Снизу донесся автобусный гудок, и воробей стремительно вернулся в настоящее. А ну, осторожнее! Ты уже почти грезишь наяву. Не забывай: Дженкинс…
Хм.
Я отчаянно озирался во все стороны. Где же эта приметная шляпа? Её нигде не было видно. Может, он её снял? Нет: ни одной лисьей шевелюры тоже не видать. Мужчины, женщины, дети — да. Человеческие отбросы на любой вкус. Но Дженкинса не видать!
Воробей раздраженно щёлкнул клювом. Это все Мэндрейк виноват! Если бы он дал мне отдохнуть хотя бы несколько месяцев, голова у меня работала бы куда лучше. Я бы не отвлекался всё время. Это как в те времена, когда…
Сосредоточься!!! Возможно, Дженкинс сел в автобус. Я стремительно облетел несколько ближайших автобусов, но секретаря в них не было. А это означало, что он либо дематериализовался, либо вошёл в здание… И только тут я заметил паб «Сырная голова», втиснутый между двумя правительственными зданиями, примерно в том самом месте, где и исчез Дженкинс. Поскольку людям редко удаётся дематериализоваться по собственной воле[32], я рассудил, что, вероятнее всего, он всё же зашёл в паб.
Нельзя терять времени! Воробей камнем упал на тротуар и, незамеченный спешащей толпой, прошмыгнул в открытую дверь. Перепрыгивая через порог, я стиснул зубы и сменил облик: воробей превратился в муху, жирную зелёную муху с волосатым брюшком. Вспышка боли от смены облика сделала мой полёт хаотичным: я потерял ориентацию, секунду попетлял в дымном воздухе и плюхнулся в винный бокал, который некая леди как раз подносила к губам.
Ощутив движение, она опустила глаза и увидела, как я плаваю на спине в дюйме от её носа. Я пошевелил волосатой лапкой. Леди испустила вопль, достойный бабуина, и отшвырнула бокал. Вино выплеснулось на физиономию мужчине, стоящему у стойки, тот невольно шарахнулся назад и опрокинул ещё двух леди, сидевших на табуретках. Крики, вопли, маханье руками… Просто светопреставление какое- то. Вымокшая в вине жирная зелёная муха приземлилась на стойку, тяжело ударилась, поскользнулась, выровнялась и спряталась за миской с орешками.
Ну что ж, возможно, я проник в паб не столь незаметно, как хотелось бы, но зато, по крайней мере, теперь у меня была возможность оглядеться под шумок. Я протёр свои фасетчатые глаза, спрыгнул со стойки, взмыл вдоль ближайшего столба, подпирающего потолок, плавно проскользнул между пакетиками с чипсами и сухариками и с выгодной позиции под потолком огляделся вокруг.
Вон он, Дженкинс: стоит посреди зала и с энтузиазмом обсуждает что-то с двумя своими приятелями.
Муха подлетела поближе, прячась среди теней, проверила все планы. Ни у одного из людей магической защиты не было, хотя от их одежды несло благовониями и кожа была бледной, как у любого профессионального волшебника. Смотрелась вся троица весьма мешковато: тем двоим их костюмы, как и Дженкинсу, были великоваты и чересчур хороши для них; ботинки слишком остроносые, ватные подплечники слишком толстые. Всем троим было где-то от двадцати до тридцати, насколько я мог судить. Ученики, секретари — ни один не излучал ауры подлинного могущества. Но беседовали они очень оживленно, их глаза сверкали в темноте «Сырной головы» фанатическим огнём.
Муха села на потолок и свесила голову, прислушиваясь к их словам. Но не тут-то было: в баре стоял такой шум, что ни слова было не разобрать. Я снялся со своего места и как можно незаметнее подлетел поближе, злясь, что рядом нет ни единой стенки. Говорил Дженкинс; я принялся кружить вплотную к нему, достаточно близко, чтобы почувствовать запах лака для волос на его прическе и разглядеть поры на его красном носике.
— … Главное, готовы ли вы к делу? Вы уже сделали свой выбор?
— Берк — да. А я нет, — отозвался самый хлипкий из троих, со слезящимися глазами и впалой грудью.
По сравнению с ним Дженкинс был прямо Атлант[33]. Третий, Берк, был немногим лучше: кривоногий сморчок с плечами, засыпанными перхотью.
Дженкинс сердито фыркнул.
— Ну так выбирайте побыстрее! Попробуйте заглянуть в Трисмегиста или Портера — в обеих книгах прекрасный выбор.
Хлипкий издал унылое блеянье.
— Да нет, Дженкинс, проблема не в том, что выбор мал. Просто… сколько сил мне придётся в это вложить? Мне бы не хотелось…
— Ты ведь не струсил, а, Уизерс? — спросил Дженкинс с недоброй улыбкой. — Палмер, вон, струсил — помнишь, что с ним стало? Ещё не поздно найти кого-то другого.
— Нет-нет-нет! — поспешно заверил его Уизерс. — Я буду готов, буду! Когда скажешь!
— А что, много ли нас? — спросил Берк.
Если Уизерс блеял, точно овца, Берк скорее мычал на манер быка, как обычно разговаривают вдумчивые тупицы.
— Нет, — ответил Дженкинс. — Ты же знаешь. Всего семеро. По одному на каждое кресло.
Берк разразился негромким икающим смехом. Уизерс присоединился — его смех был октавой выше. Похоже, эта мысль их позабавила.
Но тут осторожность Уизерса снова взяла верх.
— А ты уверен, что до тех пор мы в безопасности?
— Деверокс слишком занят войной, Фаррар и Мэндрейк — брожениями среди простолюдинов. Слишком много всего сразу происходит, чтобы кто-то обратил внимание на нас. — Глаза у Дженкинса сверкали. — А потом, в конце концов, разве хоть кто-то когда-нибудь обращал на нас внимание?
Он помолчал, все трое мрачно переглянулись. Потом Дженкинс снова нахлобучил свою шляпу на голову.
— Ладно, мне пора, — сказал он. — Надо навестить ещё кое-кого. И про бесов тоже не забудьте.
— Но эксперимент-то как же? — Берк наклонился к нему вплотную. — Уизерс прав. Нам нужно увидеть доказательства, что он прошёл успешно, прежде чем мы… Ну, ты понимаешь…
Дженкинс расхохотался.
— Будут, будут вам доказательства! Хопкинс лично покажет вам, что никаких побочных эффектов нет. Но, могу вас заверить, зрелище весьма впечатляющее. Для начала…
Хлоп! И моё подслушивание неожиданно оборвалось. Только что я тихонько жужжал над ухом Дженкинса, а в следующий миг на меня, точно гром с неба, обрушилась свернутая трубочкой газета. Что за подлое нападение![34] Я камнем рухнул на пол, беспомощно растопырив
