Я был впечатлен — но мне всё-таки не верилось.
— Ну да, я начала учиться вскоре после того, как встретилась с тобой. Сразу, как сделала себе новые документы. Я смогла посещать библиотеки, брать там книги по магии…
— Но ты же ненавидишь волшебников! — выпалил я. — Ты ненавидишь все, чем они занимаются! И нас, духов, ты тоже ненавидишь! Ты мне это сказала в лицо — и не могу не отметить, что меня это серьёзно задело. Что же случилось такого, что заставило тебя вызвать одного из духов?
— Ну, мне нужен был не просто какой-нибудь старый демон, — сказала она. — Я, собственно, затем и училась всё это время, затем и изучала эти… эти гнусные приемчики, чтобы вызвать тебя.
— Меня?
— Тебя это удивляет?
Я гордо вытянулся.
— Нет-нет, нисколько. И что же тебя так во мне привлекло? Видимо, моя выдающаяся личность? Или моя блестящая манера вести беседу?
Она хихикнула.
— Ну нет, конечно же, не личность! Но да, дело именно в беседе — именно наш с тобой разговор захватил моё воображение.
По правде говоря, этот разговор я и сам помнил неплохо. С тех пор прошло три года, но теперь казалось, что гораздо больше: ведь это произошло в те времена, когда мой вечный хозяин Натаниэль был ещё угрюмым аутсайдером, отчаянно добивающимся признания. Именно в разгар истории с големом, когда в Лондоне хозяйничали одновременно глиняный монстр и африт Гонорий, мой путь вторично пересекся с путем Китти Джонс. Тогда на меня произвели впечатление сила её личности и её отчаянный идеализм — качества, весьма редко встречающиеся у волшебников, а тем более одновременно. Она была простолюдинка — малообразованная, не знающая ничего о том, как на самом деле устроен её мир, но тем не менее готовая бросить вызов этому миру и надеющаяся изменить его к лучшему. И более того: она рискнула жизнью, чтобы спасти жизнь своему врагу, презренному подонку, недостойному даже лизать её башмаки[57].
Да, она произвела на меня впечатление. И на моего хозяина тоже, если уж на то пошло.
— Так тебе понравилось то, что ты услышала, а? — усмехнулся я.
— Все эти твои разговоры об империях, которые возникают и рушатся, заставили меня призадуматься, Бартимеус. Главное, ты сказал, что нужно искать общие тенденции, и я знала, что нужно их найти.
Говоря это, она ткнула пальцем в пол — почти в красную меловую линию. Близко, очень близко.
— Ну вот, я и стала искать, — просто сказала она.
Птолемей поправил краешек набедренной повязки.
— Это все очень хорошо, но тем не менее не имеет никакого отношения к тому, чтобы жестоко вырвать ни в чём не повинного джинна оттуда, где он мирно отдыхал. Моя сущность отчаянно нуждается в восстановлении. Мэндрейк продержал меня в рабстве, — я быстренько посчитал на пальцах рук и ног, — в течение шестисот восьмидесяти трёх суток из последних семисот. И это на мне отразилось, притом довольно сильно. Я как яблоко со дна бочонка: на вид сладкое и красивое, а внутри — сплошная гниль. А ты выдернула меня оттуда, где я мог исцелиться.
Китти склонила голову набок и пристально смотрела на меня из-под бровей.
— В смысле, из Иного Места.
— Это одно из его названий.
— Ну, извини, что потревожила тебя. — Она сказала это так, как будто всего-навсего разбудила меня, когда я ненадолго прикорнул. — Но я даже не была уверена, что смогу это сделать. Я боялась, что мои навыки ещё недостаточно отработаны.
— С твоими навыками всё в порядке, — сказал я. — Отличные навыки. И это заставляет меня задать главный вопрос: как ты научилась тому, чтобы вызвать меня?
Китти скромно пожала плечами.
— Это было не так трудно. Знаешь, что я думаю? Волшебники нарочно преувеличивали все эти сложности в течение многих лет, просто чтобы отвадить от этого дела простолюдинов. В конце концов, так ли уж много здесь требуется? Аккуратно провести несколько линий с помощью линейки, верёвки и циркуля. Начертить несколько рун, выучить наизусть несколько слов. Сходить на рынок, купить кое-каких пряностей… Найти спокойное место, ещё раз все повторить… И все, собственно.
— Нет, — сказал я. — Никто из простолюдинов прежде этого не делал, насколько мне известно. Это неслыханно. Тебе, должно быть, помогли. С языками, с рунами и кругами, с этой мерзкой смесью трав — со всем. Какой-то волшебник. Кто?
Девушка намотала прядь волос себе на ухо.
— Ну, уж его-то имя я тебе сообщать не собираюсь! Но ты прав. Мне действительно помогли. Но, само собой, не с этим вызыванием. Он думает, что я всего-навсего бескорыстно увлекаюсь магией. Если бы он узнал, чем я занимаюсь, его бы удар хватил.
Она улыбнулась.
— Сейчас он крепко спит двумя этажами ниже. Он довольно славный, на самом деле. Как бы то ни было, на это потребовалось время, но все оказалось не так сложно. Даже странно, что другие люди этого не пробовали.
Птолемей окинул её пристальным взглядом из-под опущенных век.
— Большинство людей, — многозначительно сказал я, — несколько опасаются того, кто может явиться на зов.
Девушка кивнула.
— Это верно. Но все не настолько страшно, если ты не боишься того демона, которого собираешься вызвать.
— Чего-о?! — встрепенулся я.
— То есть, я знаю, что, если неправильно произнести заклинание, или неверно начертить пентакль, или допустить ещё какую-нибудь ошибку, может случиться нечто ужасное. Но ведь все эти ужасы более или менее зависят от того демона, — ой извини, я хотела сказать «джинна», — от того джинна, о котором идёт речь. Разве нет? Если бы это был какой-нибудь древний африт, совершенно мне не знакомый, я бы, конечно, немного тревожилась, на случай, если мы вдруг не сойдёмся характерами. Но ведь мы с тобой уже знакомы, верно? — Она обворожительно улыбнулась мне. — И я знала, что ты не причинишь мне вреда, если я допущу какую-нибудь мелкую промашку.
Я следил за её руками — они опять жестикулировали в непосредственной близости от красной меловой линии…
— В самом деле?
— Ага. В смысле, мы ведь в прошлый раз вроде как действовали заодно, разве нет? Ну тогда, с этим големом. Ты сказал мне, что надо делать. Я это сделала. Прекрасный пример сотрудничества.
Птолемей потёр уголки глаз.
— Тогда всё было немножко иначе, — вздохнул я. — Боюсь, придётся тебе объяснить на пальцах, в чем разница. Три года назад оба мы были под каблуком у Мэндрейка. Я был его рабом, ты — его жертвой. У нас были общие интересы: ускользнуть от него и выжить.
— Вот именно! — воскликнула она. — И мы…
— Больше между нами ничего общего не было, — невозмутимо продолжал я. — Да, действительно, мы немного поболтали. Да, действительно, я кое-что сообщил тебе об уязвимом месте голема, — в чисто научных целях, чтобы посмотреть, на какие глупости может толкнуть тебя твоя дурацкая совесть. Глупость действительно была зрелищная.
— Я не согласна с тем, что…
— Если ты разрешишь мне добавить ещё пару слов, — продолжал я, — я хотел бы указать на то, что разница между нынешней и тогдашней ситуацией — просто колоссальная. Тогда оба мы были жертвами волшебников. Согласна? Во-от. А теперь один из нас — конкретно, moi[58] , — я ткнул себя в голую смуглую грудь, — по-прежнему жертва, по-прежнему раб. А что касается другого… она перешла на другую сторону.
