— Да воскреснет Бог! — закричал Севастьян во всю глотку. — Расточатся врази Его!
Тень заколебалась. Щупальца потянулись к лежащей на полу Соледад.
— Спаси меня, отец! — кричала она.
Ее оскаленные зубы дико блестели на смуглом лице, и свет лампы играл на них.
— Бежим! — выдохнул Иордан. Он посмотрел на каждого из спутников Глебова и повторил, уже громче и увереннее: — Бежим отсюда! Скорее!
Один за другим они выскакивали из комнаты, а вослед им несся дикий, пронзительный хохот связанной ведьмы.
В переулке они отдышались. Флор молчал. Он весь был покрыт липкой испариной, его колотила дрожь, зубы постукивали, и Флор никак не мог совладать с собой. «Плохо дело, — думал он, — ей почти удалось околдовать меня. Она стала сильнее за то время, что мы не виделись. Как будто успела где-то насосаться темной, грязной силы… Но где? Каким образом?»
Севастьян сказал ливонцу:
— Ты храбрый человек, Иордан, если не побоялся оставаться с ней наедине.
— Я боялся, — возразил Иордан. — Выхода другого не было…
— А где Антон Вешка? — вспомнил вдруг кто-то из солдат. — С тобой был еще Вешка…
— Умер, — вымолвил Иордан. Он тяжело, медленно вздохнул. — Это случилось у меня на глазах… И может повториться в любую минуту! — вскрикнул он вдруг и поднял голову.
В небе что-то мелькнуло. Что-то темное и бесшумное, похожее на рваное одеяло, парящее на ветру.
Существо пролетело над головами людей, и они невольно пригнулись, пытаясь спастись от неведомого и жуткого. Гарпия навевала ужас одним только своим видом, а при мысли о том, что она может сотворить с человеком, делалось худо.
Соледад продолжала петь и звать на помощь. Неожиданно тварь опустилась на землю и оказалась совсем близко от людей, сбившихся в кучу возле стены дома. До них доносилось ее зловонное дыхание и слышно было, как щелкает острый, полный зубов клюв.
— Не двигайтесь, — выдохнул Иордан. Оно не столько голодно, сколько желает полакомиться.
Гарпия сделала несколько неловких шагов по земле. Она обнюхала следы и издала громкий, скрежещущий звук. Пение Соледад стихло — связанная женщина прислушивалась к происходящему снаружи. Но гарпия уже сделала свой выбор. По всей видимости, вооруженные мужчины привлекали ее куда меньше, чем беспомощная ведьма.
Тварь чувствовала запах железа. У нее уже доставало жизненного опыта, чтобы запомнить: такой запах означает опасность. Такой запах издают существа могущественные, существа с крепкими зубами, способными перегрызть гарпии горло, порвать ее крылья, переломать ее лапы. Однажды подобное существо сбило ее на лету и усадило в клетку, где железные прутья постоянно источали этот отвратительный запах.
Поэтому гарпия заковыляла прямо к раскрытой двери дома, где находилась Соледад.
Мужчины замерли в переулке, прислушиваясь к происходящему в доме.
— Если эти две дьяволицы снюхаются между собой, нам конец, — прошептал Иордан.
Севастьян молча покачал головой, а Флор обхватил голову руками. Иона вытянул шею, прислушиваясь.
— Интересно, что там делается, — пробормотал он.
— Тебе что, совсем не страшно? — не выдержал Иордан. Неунывающий глебовский оруженосец немного раздражал ливонца.
Иона пожал плечами.
— Я знаю, ради чего мы здесь, — ответил он. — Знаю, кто эта гарпия и кто — та женщина. Когда у тебя открыты глаза, страха почти нет.
Иордан еле слышно вздохнул. Когда-то и он был таким — боялся только той опасности, которой не видел. Годы изменили его, согнули, приблизили к земле; а гибель ордена окончательно сломила некогда твердый характер. Теперь Иордан боялся и той опасности, что была для него очевидна. И не в том дело, что он не хотел умирать, — напротив: ради достойной смерти они со Штриком пришли в зачумленный Новгород. Но умирать в когтях дьявольской твари Иордану не хотелось. Ему почему-то казалось — и от этого ощущения он никак не мог отделаться, — что люди, погибшие от слуг дьявола, оказываются прямо в аду, перед лицом того «отца», которого призывала Соледад. Одна только близость гарпии, в представлении Иордана, отгоняла любого светлого ангела.
И неожиданно, словно бы в ответ на все сомнения старого ливонца, он увидел в конце улицы свет. Завороженный этим светом, Иордан шагнул в ту сторону. Никто из его спутников этого не заметил — все были заняты поведением жуткой птицы.
С каждым иордановым шагом свет делался ярче. Ливонец положил уже метров десять между собой и своими спутниками, когда ему ясно стала различима высокая тонкая фигура, окруженная ясным сиянием. Иордану стало весело. Свет источал неземную радость, и Иордану захотелось погрузиться в нее.
Затем он приметил рядом с первой фигурой вторую и не без удивления узнал Штрика. Тот улыбался старому товарищу.
— Здравствуй, Штрик, — сказал Иордан. Я думал, ты умер.
— Смерти нет, — ответил Штрик. — Те люди поймали ведьму?
— Наверное, — отозвался Иордан. — Наш земной путь окончен. Какая нам разница, поймали ли новгородцы какую-то ведьму? Какое нам дело до ведьмы? Ордена больше нет…
— Но мы — есть, — промолвил Штрик.
И повернув голову, глянул на своего сияющего соседа. Во взгляде умершего ливонца сияла такая любовь, что Иордан вздрогнул: неожиданно он понял, откуда свет и кто тот второй, высокий и тонкий.
В тот же миг перед ним предстал ангел.
— Боишься, что мы не приближаемся к тому месту, где бродят слуги дьявола? — прозвучал тихий голос в уме Иордана. — Это не так! Не бойся за свою жизнь, бойся только за душу…
— Я и за душу не боюсь, — сказал Иордан вслух, — ведь ты рядом…
В этот миг все пропало. Иордан ощутил жгучий холод. Он стоял поодаль от своих товарищей, а из дома, где валялась, замотанная в сеть, Соледад, доносились пронзительные крики и хлопанье кожистых крыльев.
Иордан добежал к Севастьяну и его людям. Иона утратил свой бравый вид. Он зажимал ладонями уши и тряс головой, а потом вдруг повис у Севастьяна на локте и взмолился:
— Господин Глебов, отпустите меня! Можно, я пойду домой? У меня дел много!
— Иди, — позволил Глебов.
Иона припустил бежать по улице.
— Его отпустил, а мы, значит, здесь должны торчать и на все это глядеть? — упрекнул Глебова Харлап.
Севастьян устремил на него холодный взгляд, даже в темноте неприятный. Харлап поежился.
— Ты никак возражаешь мне? — осведомился Севастьян.
— Ну, я… — промямлил Харлап.
— Может быть, ты недоволен мной, Харлампий? — продолжал Глебов.
Крики Соледад делались все пронзительнее, от них чесалось все тело.
— Прости, господин Глебов, — проговорил покаянно Харлап. — Сам не знаю, что на меня нашло. Страшно как-то. Боязно и неприятно.
— А, — сказал Глебов. — Мне тоже.
— А его все-таки отпустил…
— Иона — человек особенный, — сказал Глебов. — Не такой, как ты или я. Я думал, тебе это понятно.
— Да понятно, понятно! — подал голос другой стрелец. — Не мытарь его, Севастьян. Он не со зла, просто с перепугу.
— Ладно, — махнул рукой Севастьян. — Я и сам боюсь… А где Иордан?
— Я здесь, — подал голос ливонец. — Отходил по надобности.
