места.
Море Содомское извергнет рыбы, будет издавать ночью голос, неведомый для многих; однако же все услышать голос его.
Будет смятение во многих местах, часто будет посылаем с неба огонь; дикие звери переменят места свои, и нечистыя женщины будут рождать чудовищ.
Сладкия воды сделаются солеными, и все друзья ополчатся друг против друга; тогда сокроется ум, и разум удалится в свое хранилище.
Многие будут искать его, но не найдут, и умножится на земле неправда и невоздержание.
Одна область будет спрашивать другую соседнюю: не проходила ли по тебе правда, делающая праведным? И та скажет: нет. (Ездры 3 кн. 5 г. 1. с. и до 12)
Давид Бурлюк. Рисунок
Михаил Кузмин
Образчики доброго Фомы
Глава 1-я
Хотя суконное заведение моих хозяев находилось около Пистойи, я никогда не бывал во Флоренции Когда мне минуло семнадцать лет, хозяин прибавил мне жалования, и поручил вести переговоры с заказчиками. Наконец однажды, призвав меня к себе на антресоли, где он почти все время сидел за расходными книгами, окруженный счетами и расписками, он взглянул на меня поверх очков, и объявил, что мне нужно собираться и завтра с утра отправиться во Флоренцию с партией образчиков, которые я должен разнести по указанным адресам и принять на них заказы. Я поблагодарил хозяина за доверие и не мог всю ночь заснуть, предвкушая удовольствие видеть большой город, о котором мне так много и удивительно рассказывали бывавшие в нем. Дав мне адреса, по которым я должен был разнести образчики, посоветовав остановишься в гостинице «Древней девы» и снабдив еще практическими наставлениями, хозяин отпустил меня еще до «Ave Maria», чтобы я мог, как следует, выспаться и на следующий день чуть свет покинуть дом, к которому я, сирота, привык, как к родному.
В пути со мною ничего не случилось, впрочем я всю дорогу так мечтал о Флоренции, что едва замечал, что встречалось моей одноколке. Конечно, кроме хозяйских наставлений я не упустил случая расспросить накануне старого приказчика, который мне порассказал кое-что и другое о большом городе, где по-видимому меня ждали не только визиты к заказчикам, но и новые знакомства, кофейни, ресторации, театры и дамы получше пистойских. Мечты именно о этих неиспытанных еще удовольствиях и занимали мою голову, едва оставляя ей достаточно сообразительности, чтобы припомнить, налево, или направо нужно было, по словам хозяина, поворотить мне мою соловую кобылу.
Гостиница, указанная мни хозяином, находилась за С. Кроче, так что мне пришлось проехать почти весь город. Боже мой, какое великолепие! Вероятно, был час прогулок, так как все улицы были наполнены каретами, всадниками и нарядными пешеходами. Лорнеты господ так и сверкали, ленты и вуали лам развевались, собаки шныряли под ногами, хлопали бичи и табакерки, пыль пахла духами и скошенной травой, стрижи, как угорелые, носились над самыми головами и высоко на горе звонили колокола. На перекрестке моя одноколка остановилась, так как лошадь, испугавшись внезапно раскрытого розового высокого зонтика, против ожидания не понесла, а наоборот, остановилась и не хотела идти ни направо, ни налево, ни вперед, ни назад, не обращая внимания на все мои понукания, словно валаамова ослица. Я сам растерялся ни меньше своей кобылы и хлестал ее изо всей мочи, смотря только на ее соловый круп и хвост, которым она взмахивала при каждом ударе. Я не замечал некоторое время ничего, не слышал ни ругани, ни смеха, как вдруг меня привел в чувство нежный женский голос, который произнес: «Вы совсем убьете ваше животное, нет большой чести соперничать в упрямстве с лошадью».
Это говорила как раз та самая дама, зонтика которой испугалась моя лошадь. Я пробормотал извинение и готов был провалиться вместе со своей одноколкой, так мне стало стыдно и своего костюма и поведения и норова моей кобылы. Дама с розовым зонтиком, казалось, не была рассержена, что, впрочем заметил я и по ее голосу, насмешливому, но отнюдь не сердитому. Кроме того она была необыкновенно красива в высокой шляпе кораблем и с мушкой у левой брови. Не знаю, зачем, я раскланялся с нею и сейчас же отвел глаза. По другую сторону моей одноколки стоял молодой человек, смотревший так, будто он хотел заговорить. Почти сейчас же он это и сделал.
«Из деревни?» спросил он, улыбаясь и указывая на лошадь.
— Да, да. Вот не знаю, что с ней случилось. Никогда этого не бывало.
«Ничего, она оправится! Вы позволите?» И раньше, чем я успел позволить, он проворно вскочил в мой экипаж и взял вожжи из моих рук. Действительно, почему-то лошадь тронулась и мы продолжали путь уже вдвоем. В дороге я узнал, что моего спутника зовут Яковом Кастаньо. что он Флорентиец, не женат и живет с матерью. Я в свою очередь рассказал, что мне имя Фома Губерти, что я суконщик из под Пистойи, еду с образчиками и намереваюсь остановиться в гостинице «Древней девы» за С. Кроче. Он выслушал довольно равнодушно все эти сообщения, заметив только:
— Все это прекрасно, но вечером во всяком случае мы встретимся в «Фениксе» около собора. Посидим, поболтаем, больше ничего. Для скрепления дружбы. Нужно же вам иметь друзей в городе.
У гостиницы он со мной простился, взяв с меня слово вечером встретиться у «Феникса».
На вывеске моего нового жилища была изображена полная дама в старинном костюме, указывающая пальцем на надпись:
Стихи были довольно длинные, но я не поспел их разобрать, потому что хозяин уже отворял мне ворота, а из второго жилья кивала какая-то полная женщина, вероятно, хозяйка гостиницы.
Глава 2-я
Ha следующее утро я едва помнил, как мы проводили вечер накануне. Голова трещала и мысли путались, но сосчитав деньги в кошельке, я убедился, что там не хватило ровно столько, сколько стоил ужин, так что мой новый друг не оказался ни вором, ни мошенником. Просто я сам не совсем еще приучился
