— Шарохин вообще-то темная личность. — Фомин сменил червя и закинул поплавок на прежнее место. — Превратил фотолабораторию в частную лавочку. К примеру, для вашего музея печатал репродукции, получал по договору… А где брал фотобумагу, химикалии? Покупал на свои деньги? Дудки! Сам признался, что брал из кружковских. Но на кражу он вряд ли способен. Да и зачем ему лишать себя оборудования, необходимого для халтуры и левых заказов? — Фомин похмыкал, довольный собственной неотразимой логикой. — Кроме того, существует еще одно довольно странное обстоятельство. Судя по этому обстоятельству… Нет, не Шарохин, не он, не он, не он…
Фомин зачастил, как старая патефонная пластинка, когда игла безвыходно бежит по кругу. Володя оглянулся — что случилось?
— Не он, не он, — приговаривал Фомин, спешно перехватывая левой рукой выше по удилищу. — Она! — Удилище изогнулось, блеснула серебром рыба, повисла в воздухе, заизвивалась, пытаясь сорваться с крючка.
— Хватай! — дико заорал Володя. — Уйдет!
Фомин поймал рыбу растопыренной пятерней.
— Она, брат, она! Плотвичка! А я-то смотрю, кто там хитрит, водит…
Низменная зависть кольнула Володю: «А у меня, хоть лопни, не клюет!»
Вообще-то, если честно, у него никогда не клевало. Поэтому Володя не любил рыбалку. И зачем только ему понадобилось сегодня увязаться за Фомой!
— Такие вот пироги! — Удачливый Фомин забросил удочку и уселся поплотнее. — Ничего нет хуже мелких дел. Эти четыре коробки могут как в воду кануть. Выплывут, конечно, со временем. Протреплется кто-нибудь. На продаже попадется. Но…
— Ты упомянул какие-то особые обстоятельства, — напомнил Володя. — Конечно, если служебная тайна, можешь не говорить…
— Никакой тайны! Весь пятачок уже знает. Опять объявился «Синий дьявол».
— Кто-о-о? — Володя чуть не выронил удочку. — Какой дьявол?
— Синий. Ты что, никогда не слыхал про «Синего дьявола»? Ах да, ты же радио не увлекаешься.
— При чем тут радио?
— При том! «Синий дьявол» вчера опять вышел в эфир. «Всем, всем, всем… Я знаю, кто обокрал фотокружок». Три раза повторил. И, возможно, он не врет, а на самом деле знает, видел вора своими глазами. Весьма возможно… — Фомин положил удочку, достал сигареты, чиркнул зажигалкой. Володя самолюбиво безмолвствовал. — Ты что, все еще не понимаешь? — удивился Фомин. — А я-то считал, ты с полуслова схватываешь. Преклонялся перед твоей проницательностью. Ей-богу, даже завидовал. Мне бы такие дедуктивные способности!
Поиздевавшись над Володей, Фомин рассказал ему о том, как год назад в Путятине боролись со злостным радиохулиганством.
Это было очередное повальное увлечение. Подростки и парни постарше мастерили простейшие радиопередатчики и выходили в эфир на средних волнах, мешая служебным переговорам авиации, «скорой помощи», пожарных. «Ковбои» и «Пираты», а также «Сатурны» и «Юпитеры», «Тарантулы» и «Крокодилы» в основном занимались глупой болтовней или передавали музыку по заявкам слушателей. Случалось, что «Ковбой» диктовал «Сатурну» решение задачи по алгебре, заданной на дом. Какие-то умельцы часами переговаривались по техническим вопросам и консультировали новичков, как сделать то-то или то-то. Среди умельцев главенствовал «Тарантул». А королем эфира заделался некий «Черный пират» — как впоследствии установили, шестиклассник Васька Петухов, ни уха, ни рыла не смысливший в радиотехнике. «Черный пират» повадился петь под гитару блатные песни, а затем стал начинать передачи с ругани: «Тра-та-та, говорит „Черный пират“. И вот тогда-то в эфир вышел „Синий дьявол“. Он пригрозил „Черному пирату“: „Кончай хулиганить или — клянусь небом! — я передам для общего сведения твое имя, фамилию и адрес“. Эту угрозу „Синий дьявол“ повторил на другой вечер. Васька Петухов струсил и прекратил свои передачи. „Синий дьявол“ больше в эфир не выходил.
Комсомольцы из дружины по охране порядка несколько раз передавали на тех же средних волнах, что за радиохулиганство будут привлекать к уголовной ответственности, что суд может конфисковать всю радиоаппаратуру. Предупреждение не подействовало. Дружинники начали пеленговать радиохулиганов. Сидит какой-нибудь «Ковбой» у себя дома, развлекает музыкой приятеля на другом краю города, и вдруг стук в дверь. А потом суд. Всей улице делается известным, что «Ковбоя» по молодости пожалели, ограничились штрафом, но вместе с самодельным передатчиком конфискован и дорогой радиоприемник. Сразу же во всех домах уничтожают все подозрительные самоделки.
Радиохулиганство пошло на убыль так же стремительно, как и началось. Но дружинники практически уже знали поименно всех «Ковбоев» и «Юпитеров». Кроме «Синего дьявола». Ходил слух, что это какая-то девчонка, но искать и проверять никто не стал.
— Вот тебе пример, как важно в нашем деле не оставлять даже самую мелочь невыясненной! — назидательно закончил Фомин. — Если бы мы своевременно установили, кто такой «Синий дьявол», сейчас у нас в руках была бы верная ниточка.
Володя пренебрежительно фыркнул:
— Сомневаюсь! Мало ли кто сейчас мог назваться «Синим дьяволом»… Например, для того, чтобы поводить милицию за нос.
— Ну ты даешь!.. — Фомин усмехнулся. — Полчаса назад ты вообще ничегошеньки не знал о радиохулиганах, а теперь рассуждаешь с апломбом.
— Погоди, не перебивай! Значит, вот для чего ты зашел к Анкудиновым. Ты подозреваешь, что Женя и есть «Синий дьявол»? И что кражу совершил Васька Петухов? Погоди, погоди… Тут есть над чем поломать голову. Ты заметил, как Женя тебя испугался? И потом он явно не хотел пускать нас в фотолабораторию. Кстати, он наверняка ходит в кружок к Шарохину. А что, если…
— Сменил бы червя, — благодушно пробурчал Фомин. — Рыбы его давно обсосали, пока ты философствуешь.
— Проверим! — Володя эффектно взмахнул удочкой. На крючке бодро извивался целехонький червяк. — Вот видишь, Фома, тут все в порядке! — Володя развернулся слишком лихо. Крючок залетел в камыш и зацепился намертво. — В каждом расследовании возникают свои тонкости, — невозмутимо продолжал Володя, пытаясь высвободить крючок. — Могу ли я считать, что ты обратился ко мне за советом? Или даже за помощью?
— Я? К тебе? — Фомин вскочил, лодка угрожающе качнулась. — За советом?! Ты с ума спятил!.. Да ты что дергаешь! — заорал он. — Дергаешь зачем?
— Спокойно! — Володя с величайшим удовольствием применил любимое слово лейтенанта Н. П. Фомина. — Не волнуйся! — Володя положил удочку поперек лодки и обеими руками потянул за леску.
— Витькина удочка! Японская леска! Английский крючок! Витька мне голову оторвет! — Фомин торопливо тащил из воды камень, служивший якорем, и одновременно подгребал рукой.
Лодка медленно перемещалась к берегу. По бортам прошуршали стебли камыша, днище взбуровило ил. Володя перегнулся и высвободил крючок.
— Все в порядке. Прощай! — Он спрыгнул на берег.
Фомин сел на весла и яростно погреб к другому берегу.
III
Поднявшись наверх, Володя сел передохнуть у лаза. На обозримом участке реки он уже не обнаружил лодки.
«Хорошо, что Фома убрался, — сказал себе Володя. — Он мешал бы перенестись мысленно в семнадцатый век».
Из-за деревьев, склонившихся над рекой, выплыла стая гусей. Володя пересчитал — семь белогрудых. С высоты казалось, будто возвращаются из дальнего плавания величавые старинные ладьи.
Володя перевел взгляд за реку, в засиненную даль. Темной стеной стоял заповедный монастырский лес. К нему подступало клином ржаное жнивище, уставленное снопами. Ближе к реке расстилались монастырские заливные луга с изумрудной сочной травой…
И вот вышли из реки семь коров тучных. И после них вышли из реки семь коров других, худых видом и
